Читаем Распятые любовью полностью

Но ведь это полнейший абсурд! Улучшают они таким способом демографию. Хоть бы не позорились. Все наши так называемые деятели объясняют необходимость подобных законов борьбой с развратом и желанием защитить здоровье и нравственность детей. Но при этом Комитет ООН по правам человека признал такие законы нарушающими Международный пакт о гражданских и политических правах. Как это назвать? Правители за ваш счёт всегда решали, и по сей день решают свои диктаторские вопросы. Как ты думаешь, Боря, отчего зависит уровень гомофобии у нас… хотя, скажем так, в любой стране?

– Мне кажется, это всё индивидуально….

– Нет, брат, – Копытин похлопал меня по плечу, – уровень этот зависит больше не от индивидуальной психологии, а от психологии общества в целом. Камертон неприятия, нетерпимости, ненависти находится в руках у государства. И какую политику оно проводит, такая и будет в головах большинства её граждан.

– Но всё равно у нас ведь отменили уголовку за… за мужеложство. Согласись, это прогресс.

– И что? – рассмеялся Копытин. – Какой на фиг прогресс? Да, статью отменили, согласен! А кто отменит ненависть к сексуальным меньшинствам? Ты пойми меня правильно, Боря, я говорю сейчас именно об этой проблеме, потому что она тебе ближе и понятнее. Но и все другие – гомофобия, ксенофобия, антисемитизм, расизм, нацизм – это овощи из одного огорода, и культивируются они одними и теми же политическими авантюристами.

– Слава богу, хоть в тюрьму не сажают и не расстреливают, – обречённо произнёс я.

– Убить человека, Боря, можно разными способами, – возразил Владимир. – Можно уничтожить физически, а можно морально. У нас в стране гомосексуалисту с детства внушают, что он неполноценный человек, извращенец, урод и так далее. То есть мы тебе не запрещаем существовать, но не забывай, кто ты есть и знай своё место. Как на зоне, ты же всё это проходил. Ребёнок, понимающий и усвоивший это с юных лет, всю жизнь потом презирает и ненавидит себя. А человек, у которого убили самоуважение, и впрямь становится психически неполноценным.

– И хотелось бы с тобой не согласиться, но, увы…

– А-а-а-а! – Копытин досадливо махнул рукой. – Борь, давай свернём наш разговор. Не хочу больше сегодня обо всём этом говорить. Надоело! Главную новость я тебе сообщил?

– Сообщил, но…

– Никаких «но», этого пока достаточно. Мы и так сидим с тобой сухие, как твои лещи донские. И выпить есть, и о какой-то фигне говорим. Давай не будем портить наш романтический вечер. – Володя рассмеялся. – Потом как-нибудь сядем и поговорим на эту тему подробнее. А сейчас, брат, давай лучше о бабах поговорим, – Копытин похлопал по плечу товарища, – а то, пока бутылочку опустошим, переругаемся на фиг. По опыту знаю, родина, патриотизм, мир, дружба, кукуруза – это в нашей стране такие, знаешь ли, скользкие темы, и обычно заканчиваются мордобоем. Наливай! А то мы и так уже протокол нарушили. Между первой и второй перерывчик небольшой.

– Ну, я не тот человек, который за идею полезет драться, – улыбнулся я, наполняя рюмки. – Но ты прав. Лучше на сегодня закруглимся, а то у меня что-то мозг стал закипать.

– Во! Так давай остудим, – радостно воскликнул Копытин и протянул товарищу руку с рюмкой. – Ну, за родину, что ли!

– За какую? – съязвил я. – За нашу или за историческую?

– Боря! – скривился Копытин. – Хватит, а! Мы же договорились! Прекращай, провокатор хренов! Может, я ещё никуда и не поеду.

– Вот это мне нравится, – во весь рот улыбнулся я. – Мне, что тут одному порядок наводить, что ли?

– Посмотрим…

Бутылку мы опустошили под утро, затем долго прицеливались ко второй, но разум, хотя и изрядно затуманенный алкоголем, всё-таки возобладал:

– Завтра будем жалеть, Вова. Ну её к чёрту…

– Не завтра, – Копытин кивнул на окно, – а уже сегодня, смотри, светает. Да и с чего мы будем болеть-то? Подумаешь, бутылочку раздавили. Одну бутылку, Боря! С такой закусью не страшно.

– Согласен, – закивал я и виновато произнёс: – может, на боковую?

– Не возражаю, – ответил хозяин и предложил гостю на выбор диван или кровать.

– Да мне всё равно, – махнул я рукой, – хоть на полу…

– Обижаешь, брат, – Копытин наигранно нахмурился, – друг ты мне или поросячий хвостик? Вот, – он указал на кровать в спальне, – твоё ложе!

Несмотря на изрядное количество выпитого спиртного и шикарную постель, я долго не мог уснуть. Внезапно с неудержимой силой мною овладели воспоминания о детских годах.


Глава 3


Родился я на Юге России в небольшом шахтёрском городке Ростовской области и до окончания школы жил на Лагерной улице. Названьице ещё то. Но, как говорится, малую родину не выбирают. Лагерная так лагерная.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее