Конечно, Москва не могла пойти на такие условия. И личность Раковского как переговорщика вызывала все больше вопросов. Судя по письмам к жене, Красин тоже не сидел без дела, способствуя созданию в Москве впечатления, что Раковский уж слишком гуттаперчевый и чрезмерно поддается нажиму англичан, недостаточно твердо отстаивая советскую позицию. Одним словом, Красин в борьбе за желанное кресло вел себя в отношении конкурента точно так, как в свое время Литвинов в отношении него. Он жадно ловил каждый слух о возможном вызове Раковского «сюда», т. е. в Москву. «Раковский, как кажется, зашел слишком далеко в своей уступчивости, и я не знаю, как ему удастся согласовать обещание с тем, на что может пойти Москва», — писал он жене еще в июне 1924 г. из советской столицы[1720]
. Возможно, Красина задевало и то, что Раковский получил указание вернуться к вопросу заключения нового, переработанного в Москве концессионного соглашения с Уркартом. А уж этого Леонид Борисович не мог ему простить вдвойне, хотя и откровенно насмехался над наивностью тех, кто надеялся, будто столь опытный бизнесмен пойдет на заведомо невыгодные для себя условия. И хотя это еще не конец истории с провалом концессии, предвидение Красина сбылось.Однако срыв конференции был невыгоден и опасен и для правительства Макдональда, которое предпочло поторопиться и закрыть щекотливый вопрос. 8 августа 1924 г. Советский Союз и Великобритания подписали соглашение об урегулировании, а точнее два договора — общий и отдельно торговый[1721]
. По этому второму договору и следовало договориться (простите за каламбур) как можно скорее.Уже 21 августа 1924 г. Политбюро принимает решение, хотя и с оговорками, оплатить претензии держателей старых займов России и компенсировать в размере 2/3 стоимость национализированной собственности британских подданных. Однако все это станет возможным только при условии предоставления Лондоном нового займа СССР в 40 млн ф. ст. Причем Москва готова помахать пленительной морковкой, пообещав 60 % этой суммы направить на заказы британской промышленности. А вот судьба остальных денег не должна никак интересовать власти королевства, ибо их предполагается получить наличными.
Но большевики бы не были большевиками, если бы при этом не попытались найти место, в которое можно чувствительно толкануть Лондон. Одновременно Политбюро потребовало от Раковского «выяснить точный размер капитала СССР, находящегося в английских банках». И Раковский «выяснил»: 60 млн ф. ст. Откуда он взял эти ошеломляющие цифры — остается загадкой. Англичане, да и то неофициально, признавали всего 4,5 млн ф. ст. и только в банке Берингов[1722]
. Такой ответ откровенно разочаровал Кремль. Притом разочаровали не столько цифры, сколько сам Раковский, помимо обязанностей посла исполнявший к тому же и роль торгпреда. Поползли слухи, что ему в Лондоне осталось царствовать недолго: подыскивают замену…Но здесь, как нельзя кстати, подоспела публикация в издаваемой коммунистической партией газете «Уоркерс уикли» материала с призывом к военнослужащим не стрелять в бастующих рабочих и обратить свое оружие против угнетателей (т. н. дело Кэмпбелла[1723]
). А тут еще появившееся в «Дейли мейл» в аккурат за четыре дня до выборов т. н. письмо Зиновьева от 15 сентября 1924 г., в котором глава Коминтерна[1724] призывал… ну пусть якобы британских коммунистов активизировать подрывную работу в армии и на флоте. И хоть сегодня большинство исследователей сходятся во мнении, что здесь без МИ-5 не обошлось и это фейк, но дело было сделано. В результате на выборах 25 октября 1924 г. лейбористы потерпели сокрушительное поражение.