«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

В Москве Красин получает (ведь теперь он совслужащий) 4 000 руб. в месяц. Три тысячи из них переводит жене. «…Этого мне хватит вполне, принимая сравнительно льготные цены на квартиры и в наших столовых. Четыре тысячи в месяц — это в советской республике почти невиданная сумма». Однако постоянно предупреждает жену: «Но все же, миланчик, с деньгами будь поосторожнее, неизвестно еще, что всех нас ждет впереди»[1883].

И хотя поначалу финансовые дела у деятелей нового режима вроде бы обстоят неплохо, но червь неуверенности в завтрашнем дне подтачивает моральный дух пламенного революционера. «Посылаю тебе, миланчик, бумагу комиссара финансов о выплате тебе денег с 15 августа по 3 тысячи рублей в месяц, — пишет он супруге 24 октября 1918 г. — Значит, за август — 1500, за сентябрь — 3 тысячи и за октябрь — 3 тысячи. Должны, судя по тексту письма, выплатить по казенному курсу [выделено мною. — С. Т.], то есть около 7500 x 2 = 15 000 крон. Это было бы неплохо. Только в скором времени хотят Воровского и всех заграничников сократить, и не будут считать крону по 52 коп., тогда и твои 3000 рублей сморщатся, вероятно, до 3000 крон»[1884].

Здесь обращает на себя внимание любопытная деталь, а именно — «выплатить по казенному курсу», т. е., как мы сказали бы сегодня, по официальному курсу, который, смею предположить, мог значительно отличаться от реального рыночного курса рубля. Совершенно очевидно, что речь идет о возможности за счет государственной казны получить куда как более значительную сумму в иностранной валюте, чем стоил тогда рубль. Понятно, что подобная привилегия могла быть доступна исключительно представителям высших органов государственной власти новой, послереволюционной России, где социальная справедливость и равенство были главными ценностями всей политической системы, на словах, разумеется.

Довольно много места в личной переписке Красина занимают описания условий жизни в России, положения со снабжением и цен на продовольствие, дрова, предметы первой необходимости («чай стоит сейчас 800 руб., сахар 200 руб. за фунт, но и за эту цену не всегда можно их иметь»). Он несколько раз указывает размеры средств, необходимых, по его мнению, для нормального существования в Москве, подчеркивая, что таких огромных денег совершенно невозможно получить: «Жить здесь при теперешней голодовке сколько-нибудь сносно — надо не меньше 30 000 в месяц, да и тут нельзя поручиться, что в доме не лопнут трубы и весь дом не замерзнет, как и было в минувшую зиму со многими»[1885].

Красин, располагая значительными денежными ресурсами, был явно не прочь воспользоваться трудностями бывших богатых людей в России, скупая у них атрибуты «былой роскоши». Так, передавая жене с известным нам И. Э. Гуковским[1886], выезжавшим в Ревель, «хорошее котиковое пальто» и «палантин, которым, надеюсь, останетесь довольны»[1887] (допускаю, он все же купил их у «бывших», а не получил через склад реквизированных вещей), Леонид Борисович не испытывал мук совести. Через Гуковского, пользовавшегося доверием Красина, шла переписка и в дальнейшем. Он же, напомню, занимался поиском частной квартиры для Красина, который хотел иметь место, где бы он мог быть абсолютно свободен «от каких-то посещений». Хотя скорее, могу предположить, имел бы возможность встречаться, с кем пожелает, вдали от любопытных глаз. Еще одним звеном в цепочке связей Красина с семьей служил Ян Берзин.