Расплата

И вот мы встретились для беседы с Чижиковым. Произвел он на нас гнетущее впечатление. Выглядел просто дико: грязная, лохматая шевелюра на голове, такая же нечесаная борода, закрывавшая почти всю грудь, глаза — раскосые, бегающие, зеленоватые, как у кошки. Он постоянно озирался по сторонам и вздрагивал, как затравленный зверек, при малейшем постороннем звуке.

Мне подумалось: если этот человек еще не сошел с ума, то недалек до такого состояния.

«Здравствуйте», — поздоровался я с Чижиковым.

В ответ он сказал невразумительное: «Чей-та?..» — «Ваша фамилия?» — «Фамилия моя, чей-та, Чижиков». — «Как вы себя чувствуете?»

Чижиков порой судорожно, как выброшенная на берег рыба, хватал ртом воздух.

«Чей-та?..» — «Вот что, Чижиков, — обратился к нему капитан Сошников, — вы здесь дурака не валяйте. Говорите как следует и только правду. Назовите правильно вашу фамилию, имя и отчество». — «Я же говорю, чей-та, я Чижиков Тимофей Назарович». — «А разве вы не Назар?» — строго спросил Сошников. «Нет, не Назар, у меня тятька Назар», — с трудом выдавил из себя Чижиков, блуждая глазами по сторонам. «Так вы действительно дезертир?» — спросил Сошников. «Он самый. Сдезертировал, чей-та. Дюже боялся. Убили б меня на фронте». — «Чего ж вы дожидались в тайге?» — «Дюже боялся, чей-та, расстрелу. Вот и сидел там». — «Эх ты, чиж лесной, — вздохнул, сознавая, видно, свою ошибку, Сошников. — Да знаешь ли ты, что твое преступление — дезертирство — уже амнистировано законом Верховного Совета. Тебя простили, а ты все сидишь и трясешься в лесу, путаешься у честных людей под ногами. Тебе это понятно?»

Но Чижиков молчал, низко опустив голову.

В это время в кабинет вошел следователь Мирончук и увел дезертира на опознание. Через полчаса Мирончук вернулся и сказал, что женщины уверенно признали в Чижикове того самого человека, которого в сентябре видели в зарослях дикого винограда. Затем он обратился ко мне: «Петр Петрович, так это не Дрозд Назар? Ведь вы, кажется, того видели когда-то?» — «Нет, это не Дрозд. Тот значительно крупнее… Впрочем, распорядитесь привести Чижикова в порядок — помыть, подстричь, побрить…»

Когда это было сделано, я окончательно убедился — передо мной не Дрозд Назар.

«Может, все же Дрозд? Только похудел, усох в лесу за три года?» — все еще не отступая от своего, спрашивал Сошников с робкой надеждой в голосе. «Нет, это не Дрозд». — «А как вы думаете, кем может быть Чижиков?» — спросил меня следователь Мирончук. «Вполне возможно, он действительно дезертировал в войну. А в тайге до крайности одичал, доведя свою нервную систему до истощения. Он, пожалуй, еще не понимает, что его преступление амнистировано. До него это как бы не доходит…»

На том наша совместная работа со следователем Мирончуком закончилась. Он стал готовиться к рейду с Чижиковым и охраной в Скалистый распадок. А мы с капитаном Сошниковым вернулись к розыску Дрозда Назара, не дожидаясь результатов проверки личности Чижиков а.

«Иван Федосеевич, — не без горечи упрекал я Сошникова, — поторопился ты — вот и ввел в заблуждение руководство, доложив ему, что напал на след Дрозда». — «Да, поторопился». — Вид у моего коллеги был мрачный. «В любом деле, а в нашем особенно, преждевременные выводы опасны. Ложный след действительно легко можно принять за настоящий и уйти куда-нибудь в дебри. Хорошо, что не так далеко ушли», — говорил я больше для успокоения и самого себя, и Сошникова. «Согласен с тобой», — хмурился он. «Вот давай и учтем этот горький опыт. Давай искать след настоящий…»

Вместе с подполковником Внуковым, начальником Сучанского райотдела МГБ, и другими его сотрудниками мы стали, как говорится, прояснять обстановку. Необходимо было незамедлительно узнать, нет ли Дрозда в Сучане. Если нет, то нам надо вести розыск в других местах — в Приморье, в Тамбовке, куда он, возможно, подался.

«Пора вызвать Мазун Матрену и строго спросить, и понаблюдать за ней дней десять. Это даст неплохой результат», — предложил капитан Сошников не без доли категоричности. «Но это только загонит хворь вовнутрь, — возразил подполковник Внуков. — Матрена может не сказать, где Назар. Напротив, может потихоньку предупредить беглеца. И тот еще дальше сбежит и получше укроется. Нужно придумать для прояснения обстановки что-то понадежней». — «Вполне логично, — поддержал я Внукова. — Матрена — женщина нелюдимая и замкнутая. Вряд ли она будет с нами откровенна, тем более если Дрозд скрывается где-то недалеко».

Но кого попросить пойти к Матрене, чтобы узнать, что ей известно о Назаре? Перед кем она может раскрыться? Известные нам ее сучанские знакомые на эту роль вроде бы не годились. Подумали об иногородних связях Матрены. Вспомнили ее сестру Устинью — женщину серьезную и понятливую. Идея эта показалась нам вполне приемлемой.

О своих новых соображениях относительно розыска Дрозда мы сообщили генералу Шишлину. Однако он никакой оценки им не дал, но вызвал меня одного в Хабаровск для личного доклада.