Дрозд Назар рассказал, что Ясудзава, попав в Лишучженьскую тюрьму, пал духом, ожидая избиений, истязаний, расстрела. Но ничего этого не было, с ним, напротив, обращались даже вежливо. И японец быстро пришел в себя и даже обнаглел — стал обдумывать побег. Тюрьма была сравнительно небольшой: состояла из двух рядов камер, разделенных коридором. По замыслу ее строителей-японцев в коридоре должен был находиться надзиратель, чтобы подслушивать разговоры заключенных. Но советская контрразведка, не зная об этой хитрости, выставила тогда для охраны задержанных только наружный пост, и Ясудзава пытался подговорить их напасть на охрану, уничтожить ее и бежать в сопки, в отряд поручика Симачкина. Однако Ясудзаву никто не поддержал. Он еще некоторое время тешил себя надеждой, что сам Симачкин со своим отрядом освободит арестованных. Но вот этот отряд разоружили, и Симачкин оказался тоже в тюрьме. Среди задержанных прошел слух, будто скоро их отсюда увезут. Тогда Ясудзава начал разрабатывать план побега во время конвоирования, полагая, что их отправят на следствие и суд в Харбин. Но 14 августа 1945 года, за час до начала эвакуации из Лишучженя, он узнал, что их намерены доставить не в Харбин, а в Приморье. И опытный, изобретательный разведчик пошел еще на одну хитроумную уловку.
«Она, эта уловка, заключалась в следующем, — рассказывал следователю Дрозд Назар. — Ясудзава кинул советским офицерам приманку. Сказал им, что я, Терещенко, живу под чужой фамилией и что моей подлинной фамилии он якобы не помнит, хотя помнил очень хорошо. Шеф раскинул умом так: нас обоих после такого заявления оставят на месте для разбирательства. И тогда объявится какая-нибудь зацепка для побега. Но нас, моего шефа и меня, увезли в СССР вместе со всеми арестованными. В дороге шеф часто просил остановиться для отдыха. Охрана заподозрила неладное и внимательно за ним приглядывала. А в Гродеково он даже попытался бежать. Он подговаривал бежать из-под стражи и меня: дескать, все равно и мне крышка. Очень хотел он, самурай-фанатик, пробраться в район военных действий, чтобы еще поработать на Японию». — «Значит, и в 1945 году вы пытались бороться с Советским Союзом, бежав из-под стражи?» — «Нет, тогда я уже ни с кем не думал бороться. Но когда во время обеденного привала на пути из Гродеково незаметно отошел в сторонку, то у меня вдруг появилось желание еще пожить — вот и попытался бежать. Я прилег за куст, пополз помаленьку к лесочку. Так и удалось уйти. Потом ночами шел в сторону железной дороги, а днем отдыхал. Поездом добрался до Бикина — к Горбылю. Хотел еще раз упросить его помочь мне бежать за границу. Однако его не застал в живых. До самого дня моего ареста я все искал пути ухода за границу. Но безуспешно». — «Так почему вы бежали из-под конвоя?» — «Я уже говорил: хотел еще пожить, потому как от японцев слыхал: пощады мне на моей родине не будет».
С первых же дней задержания Дрозда Назара следователь и мы, оперативники, добивались выяснения двух наиболее важных в этом деле вопросов. Первый — не сотрудничал ли обвиняемый с колчаковской разведкой и не был ли оставлен ею в Приморье в 1920 году вместе с золотыми деньгами. И второй — известна ли обвиняемому агентура японской разведки, засланная в Приморье или в другие места Советского Союза.
Вопросы эти имели самое прямое отношение к обеспечению госбезопасности нашей страны, и мы, работая, не щадили себя, чтобы дать на них точнейшие и исчерпывающие ответы.
Для выяснения первого вопроса наряду с допросами Дрозда Назара была тщательно, как бы поточнее сказать, проработана вся жизнь его — от дня рождения до ухода в 1930 году за границу. Мы считали очень важной вехой той жизни — освобождение Дрозда Назара из Томской тюрьмы в 1918 году. Досконально изучались обстоятельства этого освобождения и люди, причастные к нему. Нас очень интересовало: действительно ли в 1919 году Назар обучался в Омске военному, а не разведывательному делу и действительно ли был на фронте в линейной, а не в разведывательной части. Дотошно мы изучали и то, как он жил в чугуевской тайге в 1920–1930 годах, чем занимался, какие имел встречи и знакомства…
Удалось уточнить и факт убийства Дроздом и Черныхом в селе Веденеевке двух колчаковцев. Такой случай был, там даже по свежим следам производилось расследование и возбуждалось уголовное дело. В убийстве белых офицеров обвинили лесничего Митрошкина, который иногда играл с ними в карты. Но вину его не доказали, личности убитых установить не смогли, и дело прекратили.
Проштудировали мы и архивы белых, захваченные в Сибири, Забайкалье и Маньчжурии, допросили многих бывших белогвардейцев — не выявилось никаких данных, которые бы свидетельствовали о том, что Дрозд-Терещенко сотрудничал с колчаковскими спецслужбами.
Прояснение второго вопроса, который при разбирательстве дела Дрозда-Терещенко весьма осложнился, потребовало от нас не меньшего напряжения.
Глава IX
СОРНЯКИ УДАЛЯЮТСЯ С КОРНЯМИ