Расплата

Оно и распалило страсти, разожгло в приятелях волчий аппетит. Они начали допытываться у оставшегося в живых хунхуза, где взял золото. Но тот почти не говорил по-русски. Кроме слов «моя-твоя» и «туда-сюда», ничего другого не произносил. Кое-как грабители поняли, что у хунхуза есть жена и шестеро детей, живет бедно и очень просит отпустить его домой. Но они увели пленника в свое зимовье. Тут хунхуз разговорился и с грехом пополам объяснил, что выменял золото за спирт в таежном селе, и согласился показать это село, если хунхуза потом отпустят. Он повел Назара и Афоню в верховья реки Ваки и в селе Веденеевке указал на дом, где раздобыл золото. Хунхуза отпустили. А сами Назар и Афоня несколько дней бродили возле села Веденеевки под видом охотников, наблюдая за «золотым домом». А в августовскую ночь проникли в него. Здесь у одинокой старой женщины — хозяйки дома нашли прибежище, скрываясь от властей, два колчаковских офицера. Один из них во время схватки был убит, а второй под страхом смерти отдал грабителям объемистую сумку с золотыми червонцами. Завладев ими, прикончили и его, а заодно и старуху как ненужных свидетелей. Надо полагать, что эти офицеры бежали в тайгу после разгрома белогвардейских войск, ограбив где-то банк или войсковую казну. В таежной Веденеевке они бражничали, играли в карты, затаившись до лучших времен. Но краденое золото ни им, ни Назару с Афоней не пошло впрок. Уйдя подальше от Веденеевки, в непролазной таежной чащобе те принялись за дележ добычи. А перед этим — по случаю неслыханной удачи — выпили спирту и крепко погрызлись. И тут дело дошло до кровопролития — опять же из-за золота. Назар вытаскивал из сумки червонцы и делил их поровну, складывая в две кучки. Когда сумка опустела, Афоня потребовал, чтобы Назар вывернул карманы своих штанов — он, дескать, утаивал от него деньги. Назара не только оскорбило это требование его дружка-приятеля, но больше насторожило: тот просто искал зацепку для драки. Он было сунул руку в карман Назара, но тот с силой отпихнул его. Афоня упал на землю, видать, ушибся. Вскочил и с ножом кинулся на Назара, который тоже успел выхватить нож из кожаных ножен, висевших у пояса, изловчился и полоснул по горлу Афони.

«Вскорости тот скончался, — давал показания следователю Дрозд Назар. — Вот так Афоня и погиб — из-за своей жадности». — «А не из-за собственной ли жадности вы убили его?» — «Нет. Если бы Афоня не напал на меня с ножом, я бы его никогда и пальцем не тронул. Афоня просто придирался ко мне. Он лишился рассудка, глядя на такое количество золота, и хотел его все забрать. Он все равно бы не выпустил меня живого из тайги с деньгами. Потому и говорю — его сгубила жадность». — «Значит, вы убили Афоню? Что дальше было?» — «Конечно, убил, но не по своему желанию, а когда отбивался от его наскока. Я привязал большой камень к телу Афони и сбросил его в речку, оно и потонуло. Потом спрятал в двух местах золотые червонцы и больше месяца жил в старом нашем зимовье, боясь один показываться в Тамбовке, чтобы власти меня не заподозрили в убийстве Афони и колчаковских офицеров. Потом заявился в Тамбовку, где вскорости женился и завел хутор». — «Кто знал в Тамбовке, что вы готовились бежать за границу?» — «Знал только Зайчиков. Он уходил из дому вроде бы на охоту, а сам, по моей просьбе, помогал мне гнать скот, возить птицу и вещи на распродажу в разные деревни. Перед Зайчиковым я открылся полностью — знал: меня он никогда не выдаст». — «Как относилась к побегу ваша семья?» — «Жена немного поплакала да и согласилась, потому как деваться ей было некуда. А малые дети еще ничего не соображали». — «С чего началось ваше сотрудничество с японской разведкой?» — «Свой побег за границу я уже давно считаю большой глупостью. Натерпелся я там всего — лучше бы меня самым строгим образом наказали в России…»

…Сперва семья Назара осела в городе Хулине. Здесь батрачили у богатого китайца, жили в крохотной фанзе. Хотя у Назара были деньги, но не купил дом с огородом: не знал еще китайского языка — не мог ни о чем с местными жителями договориться. Правда, в городе были русские эмигранты, но довериться им, как и китайцам, и показать золотые монеты он боялся. Живя на скудный свой заработок, золото запрятал подальше.

Зимой 1931 года уехал в Мулин, где устроился откатчиком на угольную шахту. Среди конторщиков шахты были русские эмигранты — с их помощью сумел обменять часть червонцев на юани. Тогда и купил домик с огородом и небольшим садом в Мишани и перевез туда семью.