Расплата

Упругая гладь воды колыхалась. Слева, казалось, бежали оранжевые здания Васильевского острова, маяки, чёрные корпуса судов. Плашкоуты остались позади. Зимний дворец темнел направо.

– Всё это можно отлично устроить! – вдруг начал вполголоса Ракович. – Я об этом думал, когда мы шли по Невскому… Нужно, чтоб, по возможности, все были счастливы… Я не виноват, что так вышло. Я ей говорил… Но… одним словом… Это хорошо, что ты едешь к ней!.. Вы подруги, вам ближе всё это, все эти разные там темы… Самому мне с ней теперь неловко… Видишь ли, у неё своя теория… несколько своеобразная, конечно… И притом у неё характер… Правда, она чрезвычайно добрая женщина, но о некоторых вещах я с ней не говорю совсем… Однако, ей нужно поставить на вид, что на твоей стороне право, и что, и с её точки зрения, узурпатор она, а не ты… Понимаешь? Так что уступки необходимы… И мне кажется, что ты могла бы жить с нами…

Кривцова, сконфуженная и негодующая, стала глядеть в сторону.

В розовой дали исчезали бесчисленные мачты точно сосновый лес без ветвей, и корабельные снасти казались паутинками.

– Что ты, Катя, скажешь на это? – спросил Ракович.

– Мне трудно что-нибудь сказать, – отвечала Кривцова, не поворачивая головы, – или, может быть, совестно… об этом я не думала… Впрочем, тут не над чем задумываться!.. – прибавила она и брезгливо махнула рукой.

Он стал спорить, говорил, что «тут ничего нет такого». Она молчала.

XI

Между тем ялик бил по воде узкими вёслами. Вдруг он сделал поворот. В зареве заката чернели далёкие громады Адмиралтейства и Исакия, на золотом куполе которого разбрызганным пятном горело солнце. Река струилась серебром. Высоко в небе белели лёгкие облачка, а ниже плыли как клубы пара розоватые тучи, и их пронизывали потоки огня.

– А что, если б тебе пришлось бросить Вареньку? – сказала Кривцова.

Он с испугом заглянул ей в глаза.

– Навсегда?

– Да.

Он засмеялся, схватил её руку и поцеловал.

– Ах, Катя!

– Ну?

– Видишь ли, Катя… В такой форме едва ли это… Вот в другой… Ну, на время, что ли… Катя, я материально связан с нею…

– А!

– Да, Катя…

Холодная тень окутала их. Ялик юркнул под мост. Глухо плескалась вода. Фигура яличника, поднявшего вёсла, застыла в раме пролёта. Но узкое пространство быстро раздвинулось, и небо опять засияло кругом.

– Вы знаете, – проговорил Ракович, сконфуженно улыбаясь, – право, я тебя больше люблю… Но я буду скучать, если брошу её… И притом всё это как-то вдруг… Вдруг я не могу… Лучше вот что…

– У тебя всё вдруг… – прервала Кривцова презрительно. – Вы и её можете вдруг бросить… Да прими к сведению, – прибавила она, – теперь я богачка…

– Мне писали… Дядя скапутился… Знаю…

– Так вот вопрос о материальной стороне…

– Упрощается! – подхватил он. – Конечно. Но…

Ялик поворотил снова. Теперь они были в Большой Невке. По обеим сторонам тянулись здания с высокими трубами, золотившимися в косых лучах солнца, щетинились мачты. Навстречу плыли другие ялики, откуда нёсся весёлый смех. Зелень становилась гуще. В воде рощи опрокидывались сплошными полосами, вместе с белыми колоннами барских дач. Вправо, ресторан возвышался на холмистом выступе как карточный замок. Там гремела музыка, и на его террасах сновали лакеи в чёрных фраках. Потом показались ряды маленьких дач. Стёкла их окон блестели на солнце. Зубцы поднятых маркиз и палаток на крошечных балконах, выглядывавших из-за дерев, придавали дачам нарядный вид бонбоньерок. Становилось холодно. Влажные тени ложились у берегов.

– Мы скоро?.. – спросила Кривцова у Раковича.

– Вот, вот сейчас… – отвечал он, встрепенувшись, – за этим заливом пристань…

XII