Расплата

Мамы дома не оказалось. Толик же, застелив середину комнаты старым покрывалом, мастерил из досок какую-то хренатень. На письменном столе – библия, заложенная журнальчиком «Пробудись», а сверху – очки. Так мило. Только как-то... Я почему-то думала, они в это наигрались уже.

Помогла подержать массивную перекладину, пока Толя прикручивал её саморезами, передала мамке привет, оставила клубнику и сбежала.

Напряжение нарастало с каждым часом. Денис мог вернуться в любой момент, и я и хотела, и боялась этого, и чувствовала, что неумолимо приближаюсь к порогу «Да пошло оно всё», когда проще рубануть с плеча, а уж дальше – по обстоятельствам. Но я же не сделаю этого, да? Господи, пожалуйста, не приведи. Не привёл же отдаться Лёшке, вот и тут не надо... Пожалуйста!

Гружёная пакетами с продуктами, вернулась в Белокаменку часам к двум. Это конечно прикольно – наготовить, а потом выкидывать. Потому что - кто есть-то будет, если Денис не появится? Если только Максу всё скормить. Тот точно с удовольствием.

Представила вдруг ситуацию – Макс сидит в кухне, уплетает мои щи, и в этот момент заявляется Денис... И аж мурашки по спине побежали. Да уж. Хотя казалось бы – а что такого? Не в постели же. Не в душе... Но чёртова вина проецировалась на всё. Казалось, любой мало-мальский косяк обязательно выведет Дениса на... Чёрт, даже думать страшно. А выносить еду в машину – унизительно как-то, Макс же не дворняжка приблудная.

Но самое смешное, что и не готовить нельзя, потому как приедет Денис - а у меня голяк в холодильнике. И что? А как же путь к сердцу через желудок, примирительный борщ и всё такое? Короче, надо.

Около половины четвёртого уже готова была встречать дорогого гостёчка... и сразу как-то пусто на душе стало. Пока была делом занята – ещё терпимо, а теперь... Прям хоть по второму кругу за уборку принимайся или сверхурочно в Олимп выходи. Или готовься к последнему зачёту, дай Бог здоровья Серовой - чтобы её больничный не затянулся до конца июня. А хотя – какая, хрен, разница, если всё равно на вышку перепоступать? Тут же обнаружила, что так и не вспомнила про хлеб.

Когда, возвращаясь из универмага, переходила дорогу, меня окликнули. Так это, слегка неуверенно, словно сомневаясь, я ли это:

- Людмила?..

Я машинально обернулась, отыскивая в толпе пешеходов зовущего. Не найдя, подумала, что ослышалась, и в этот момент меня жёстко подхватили под локоть и повели.

Со стороны это, наверное, выглядело как случайная встреча давних приятелей – они ехали мимо, она переходила дорогу: «Привет - привет. Подвезти? О, как кстати!..» А на самом деле у меня тупо пропал голос и воля. От ужаса. Молчание ягнят, так это называется?

Уже возле распахнутой двери легковушки я всё-таки слабо упёрлась ногами, но стоило амбалу пихнуть меня посильнее – и они подкосились. Я рухнула в салон, прямо в руки второго громилы. Он без лишних слов рванул меня на себя – в центр сиденья, и локтем вбил шею в спинку кресла. От удара по кадыку мгновенно выступили слёзы, и накатил приступ жуткого кашля. И я бы сложилась пополам, выхаркивая внутренности - только кто бы мне дал хотя бы шевельнуться!

Машина с визгом рванула с места, а я забилась, как рыбёшка на песке и как-то совершенно трезво, словно взглянув на происходящее со стороны, поняла, что всё бесполезно. Это конец.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 3

- Пикнешь - пожалеешь, – без единой эмоции, но предельно понятно буркнул громила, когда машина наконец остановилась. И, выдернув из тачки, меня вновь поволокли.

Через железную дверь – в какой-то внутренний двор, заваленный картонными коробками и мусорными баками. Оттуда – в здание, по обшарпанной лестнице вниз, потом вилючим подвальным коридором и снова наверх, к двустворчатым дверям. За ними – суета, запахи еды и отголоски музыки.

- Семён, горячее давай в круглый зал! – устало крикнули сбоку.

Я впилась взглядом в лицо этой женщины – ну неужели она не увидит моего отчаяния? Но та отмечала что-то в записной книжке и даже не повернула к нам головы, а через мгновенье меня уже снова волокли по какому-то коридору.

Очередная невзрачная дверь... и вдруг, за ней, – много света и воздуха. Много кремово-белого атласа и контрастом к нему – тёмного дерева. Негромкая музыка – какая-то классика. Столики под скатертями в одной зоне и легкие, похожие на решётчатые ширмы дверки отдельных кабинок – в другой. Драпировки, живопись в массивных рамах... Роскошная люстра-канделябр в центре залы. Здесь бы балы закатывать...

Амбал, больно сжимавший мой локоть, неожиданно аккуратно стукнул в одну из дверок.

- Давай... – отозвался спокойный голос.