Расплата

Впервые пара по другую сторону стола выглядела менее уверенной в себе. Исчезла снисходительность.

– Что ж, посмотрим. Подумайте, и мы обсудим это позже. Рапорт будет рассмотрен, нравится вам это или нет, равно как продолжится расследование случившегося с Йоуном Йоунссоном. Ни один из этих вопросов не закрыт.

Хюльдар вскочил со стула. Оставаться здесь он больше не мог.

– Я должен идти. Меня ждут люди.

Он не собирался сообщать им, что должен составить компанию Эртле на допросе Дагмар. Эти двое вполне могли отстранить его от дела до завершения расследования инцидента с Йоуном. Отдел внутренних расследований обычно работал в таком темпе, что дело об убийстве будет закончено раньше, чем они вынесут решение по случаю с Йоуном Йоунссоном. Если его еще не перевели, то только благодаря Эртле. Ему никак не хотелось пропустить показания Дагмар. Достаточно и того, что пришлось пропустить вчерашний допрос. После эпизода с Йоуном Эртла сразу отправила его в город вместе с Гвюдлёйгюром и приказала остаться дома в понедельник и остыть. Так что вся информация поступила только из вторых рук.

– Прежде чем вы уйдете…

Хюльдар остановился в дверях.

– Если вы состоите в интимных сексуальных отношениях со своим боссом, Эртлой, прекратите их незамедлительно. Или она потеряет работу. Понятно?

Хюльдар повернулся, не в силах сдержать улыбку.

– Понятно. – Вот так, одним махом, жизнь сама решила его проблемы. В общем, интервью могло пройти намного хуже.

* * *

Хюльдар тихонько постучал в дверь комнаты, где должен был проходить допрос Дагмар. Войдя, он извинился за опоздание и уселся рядом с Эртлой.

Напротив расположились Дагмар и ее адвокат, молодой юрист, которого она выбрала наугад из предложенного списка.

С момента ареста прошло более суток. После драматических событий уик-энда камеры были переполнены: Йоун Йоунссон, Орри, Трёстюр… Его мать Агнес разместили отдельно. В тот вечер полиция решила освободить мать и сына. Задерживать их не было смысла: Агнес призналась, что помогла своему сыну выкопать гроб и перевезти его на свалку; Трёстюр признался в том же, а также в сокрытии убийства Эйнара Адальбертссона одиннадцатью годами ранее.

Обвинение в последнем снималось по причине истечения срока давности. Кроме того, Трёстюр в то время был несовершеннолетним. Ему и его матери предстояло предстать перед судом за осквернение могилы и незаконное обращение с трупом, но эти правонарушения наказывались только штрафом или несколькими месяцами тюремного заключения. Сигрун, как выяснилось, ни к одному из инцидентов отношения не имела. Она была единственным человеком, который вышел из этого переплета с чистой совестью, если не считать детей Торвальдюра.

Трёстюр не отделался бы так легко. Он препятствовал отправлению правосудия, умышленно утаив информацию. Однако, поскольку парень в конце концов согласился сотрудничать, дальнейшее оставление под стражей не имело смысла.

Другое дело – Орри. Доказать его непосредственное участие в убийствах было трудно. Дагмар утверждала, что он имел отношение к ним, и бо́льшая часть следственной группы склонялась принять ее версию. Они ни на минуту не поверили, как не уставал утверждать опытный адвокат Орри, что она страдает психотическим бредом. Но ее слово имело ограниченную ценность, учитывая, что убедительные доказательства причастности Орри отсутствовали и никто из свидетелей не поддержал ее показания. При отсутствии новых улик он вполне мог выйти сухим из воды или отделаться символическим наказанием. Доказать факт его соучастия было невозможно, не говоря уже о равноправном соучастии в убийствах, как утверждала Дагмар. Непоследовательность в деталях еще больше ослабляла ее показания.

Адвокат хотел, чтобы Дагмар прошла психиатрическую экспертизу, но она наотрез отказалась и пригрозила нанять другого защитника. Тем не менее, несмотря на ее отказ пойти навстречу следствию, судья все же мог настоять на этом. Ситуация осложнилась бы еще больше, если б судьям пришлось объявить о конфликте интересов, поскольку Дагмар обвиняли в убийстве одного из их коллег. Также никто из прокуратуры не мог участвовать в процессе из-за их профессиональных связей с Бенедиктом Тофтом и Торвальдюром. Это означало привлечение постороннего. Торвальдюру предоставили отпуск на неопределенный срок, и сохранялась вероятность, что он не вернется даже после того, как оправится от потери руки. То же самое относилось и к психологу Сольвейг; пока велось расследование, ее отправили в принудительный отпуск с сохранением заработной платы, но без особых перспектив вернуться на прежнюю должность.