— Знаете, господин Дюваль, — улыбаясь, покачал головой полицейский, — из вас уголовник не получится. Тюрьма абсолютно ничего не меняет в их жизни. И по женщинам они там не скучают. — Внезапно, к удивлению Билла, Лантье заговорил очень серьезно. — В тюрьме они легко находят им замену. — Билл сообразил и поморщился. — Послушайте, — Лантье наклонился к Биллу, — если бы у вас или у меня была хотя бы половина тех денег, которые Саид зарабатывает сутенерством, первое, что мы бы сделали, — купили б роскошную квартиру на шестнадцатом этаже. По соседству с адвокатами, врачами — в общем, с такими людьми, как вы. — Он рассмеялся. — А он довольствуется четырехметровой клетушкой за сотню франков в день во вшивой гостинице в Бельвиле. Это его мир. Там он свой человек. Господи, в тюрьме он, возможно, не видит женщин, но зато там есть водопровод!
— Так на кой черт ему нужна такая уйма денег?
— Я же вам говорил: на азартные игры, на тряпки, на роскошную машину, в которой он, по вашим словам, разъезжает, на ночные клубы. Деньги текут у него между пальцами.
Билл выпрямился, ударившись головой о потолок машины.
— Ну ладно, все это подсказывает мне, что я должен быть крайне осмотрительным. Очень мило, что предупредили.
— Не стоит благодарности. Если Кхури продырявит пулей вашу голову, это будет на руку Вадону. Но если уж вы решили копнуть поглубже, пусть это кое-кому пойдет на пользу. — Он горько усмехнулся. — Конечно, я имею здесь личный интерес. Я бы слукавил, если бы отрицал это. С вашей помощью я смогу достойно закончить свою карьеру полицейского. Честным человеком, а не марионеткой в руках какого-то министра! — прибавил он с поразившей Билла страстностью. Мгновение спустя Лантье снова овладел собой и, смущенно засмеявшись, пожал плечами. — Простите. — Он выпрямился на сиденье, сжал руками руль, расправил плечи. — Я предупредил вас об опасности. Если не прислушаетесь ко мне, дело ваше. Но как только что-то узнаете, без промедления сообщите. И держите меня в курсе всех ваших намерений: куда собираетесь идти, с кем встречаться. — Он усмехнулся. — По крайней мере, если с вами что-нибудь случится, я смогу хоть что-то сказать вашим ближайшим родственникам.
— Нет у меня никого, — рассмеялся Билл.
— Вот она, ваша ближайшая родственница, — Лантье ткнул большим пальцем через плечо. — Не кажется ли вам, что она слишком глубоко увязла в вашем деле?
— Совершенно не уверен, что имею на нее хоть какое-то влияние. Она волевая, упрямая и ни перед чем не останавливается. Немного оттаяла, и все же я затрудняюсь предугадать, что она выкинет в следующий момент. У нее в голове засела мысль, что все мы участники большого антиарабского заговора. А вы в особенности.
— Да что я-то ей сделал?
— Вы лично ничего. Но вы служите в полиции, а она уверена, что, если бы ее брат не был арабом, причина его смерти была бы уже раскрыта.
— Над этим стоит задуматься. — Лантье прикусил губу. — Если бы из окна выбросился Ив Сен-Лоран, нашим шишкам было бы труднее закрыть дело.
— Согласитесь, она права.
— Не совсем.
— Но в какой-то мере права?
— Родство с Бухилой, конечно, не помогает, — вздохнул полицейский. — Слушайте, я ведь сказал, что большую часть жизни прослужил в этом городе. Однажды в четыре часа утра, на стройке, я пытался задержать мальчишку, которого застукал на краже радиоприемника из машины. Меня окружила толпа. Подобное случалось со мной и на арабских, и на французских территориях, если можно их так назвать. И должен вам сказать, что страшнее было в арабском окружении. Не спрашивайте меня, почему. Мне было страшно — и все. Если на вас набросится, потрясая кирпичами, сотня хулиганов, вы все-таки предпочтете, чтобы они были вашими соотечественниками. По крайней мере вы будете надеяться, что с ними удастся договориться. Если же вас ненавидят только за то, что им не нравится цвет вашей кожи или ваша религия, то договариваться не стоит и начинать. Если честно, первым вашим побуждением будет застрелить кого-нибудь из них — только для того, чтобы получить передышку и немного поразмыслить. Сейчас же у нас эти сторонники Бухилы, разыгрывающие из себя бдительных, юнцы со смешными нарукавными повязками, женщины в чадрах… Только посмотришь на них, и сразу поймешь, как они ненавидят нас. В десять раз хуже…
— Так вот, значит, в чем подоплека того, что случилось с Ахмедом?
— Косвенно. И это создает атмосферу, которая благоприятствует Вадону. Позвольте привести вам другой пример. Мои ребята видят парочку беров, разъезжающих в роскошной машине. — Он использовал слово, которым иммигранты обычно называют сами себя. — Они останавливают их. Спросите: почему? Да потому, что вероятность угона этой машины берами почти в одиннадцать раз выше, чем… чем французами. И это не мое личное мнение, это статистика. Изредка случается прокол, и тогда страдает ни в чем не повинный уважаемый молодой араб. Газеты поднимают шумиху, но потом все повторяется. Никого в администрации это не волнует, потому что они знают: полицейский исполнял свои обязанности. Это очень глубокое предубеждение.