В одном конце длинного каменного дома расположилась столовая. У входа стояли несколько мужчин. Мушни вспомнил, что весь день ничего не ел. Есть не хотелось, он и не вспоминал о еде, пока не увидел столовую и мужчин у двери. Пожалуй, так он и совсем ослабнет, надо хоть немного подкрепиться. Нехотя поднялся Мушни по каменным ступенькам и в дверях обернулся — красивый парень гарцевал на горячем черном жеребце. Мушни загляделся на них, затаив в груди завистливый вздох. Парень то поднимал коня на дыбы, то отпускал узду. Только разойдется скакун, наездник опять натягивает удила, подчиняя его себе. Лошадь, как видно, была чужой, и он приучал ее к себе.
Мушни продолжал думать о всаднике и в столовой. Хороший всадник всегда производил на него впечатление. Может, потому, что сам он был посредственным наездником. Конечно, умей он как следует держаться в седле, вчера не свалился бы с той клячи. В углу комнаты за столом сидела большая компания, и Мушни, заметив ее, досадливо поморщился.
Он попросил чего-нибудь поесть у некрасивого тощего буфетчика, который не показался ему местным. Тот предложил остывшие хинкали.
— Разогрею на сковороде и принесу, — пообещал он.
— Ты, наверное, не здешний, — сказал Мушни, ему было безразлично что есть.
— Почему же? Здешний я, у меня в Алвани дом и семья.
Мушни сел за стол возле самого прилавка. У стены стояли ящики с бутылками кахетинского, того самого, что пила компания.
Мушни сидел у стола и смотрел в открытую дверь на опустевшее поле. Смеркалось. Снаружи доносился громкий разговор, но Мушни не вслушивался, о чем говорят, удовлетворялся звучанием голосов, не вникая в отдельные слова. Сейчас он воспринимал мир только глазами, ибо не мог ничего слышать. Вернее, слышать мог, но не мог выносить смысл из услышанного, внимание его было утомлено и рассеяно. Он только отметил, что снаружи кто-то о чем-то говорит. Потом увидел, как всадник подогнал коня к столовой, спешился и вошел в открытую дверь с плетью в руке. Ворот его просторной, перехваченной ремешком рубахи был распахнут. Маленькие усики и кудрявые черные волосы красили смуглое разгоряченное лицо. Вошедший внимательно посмотрел на Мушни, встретившись с ним глазами, спокойно выдержал его взгляд и направился в угол, где сидела компания. Там сразу заговорили громче и оживленнее, но Мушни опять не понимал, о чем они говорили, просто отмечал про себя, что беседа веселая и непринужденная.
Буфетчик поставил перед ним горячие хинкали. Мушни равнодушно посмотрел на тарелку. Он был голоден — и не мог есть. Только он взял левой рукой хинкали, как его окликнули. Уйдя в себя, словно в берлогу, он не столько расслышал, сколько угадал, что обращаются к нему, и напрягся, как зверь с приближением опасности. Он рывком поднял голову. Только что вошедший парень стоял совсем рядом и, улыбаясь, говорил ему:
— Когда человек один — ему кусок в горло нейдет. Пожалуйте к нашему столу.
Вымученная улыбка искривила губы Мушни, он медленно поднялся и пошел к ним. Отказаться было нельзя, хоть очень хотелось побыть одному. Ему придвинули стул, он вежливо кивнул и молча сел.
Молодой красивый парень, тот самый, что пригласил Мушни к столу, спросил, как его зовут. Мушни ответил.
— Мушни? — повторил горец удивленно. — Вы грузин?
— Да.
— Я что-то такого имени не слыхал.
— Абхазское имя. Объяснения оказалось достаточно.
— А меня зовут Квирия.
Один из мужчин, — самый почтенный, с тушинской шапочкой на седых волосах, с руками и плечами, говорящими о недюжинной силе, — наполнил чайный стакан и поставил его перед Мушни.
— Выпей, племянничек! — Хрипловатый низкий голос его показался Мушни добрым и внушающим доверие.
Мушни поднял стакан, обведя рукой присутствующих в знак того, что пьет за всех, и разом осушил его. Он заметил, что все смотрят с удивлением на то, как он ест левой рукой и левой же рукой поднимает стакан. Но никто его ни о чем не спросил. Только поинтересовались, впервые ли он в Тушетии. Мушни ответил, что впервые. Второй стакан выпили за здоровье Мушни. И снова никто не спросил, кто он и откуда или зачем сюда приехал. И Мушни вдруг показалось, что эти люди знают о нем решительно все. От третьего стакана Мушни захмелел, на какое-то время впал в забытье и пришел в себя от шума. Мгновенно отрезвев, он увидел, что в столовую вошла высокая красивая девушка.
— Иди, Тапло, садись с нами, — пригласил Квирия, но Тапло отказалась.
— Я же вина не пью, — сказала она, но по тому, как непринужденно девушка держалась с мужчинами, было видно, что она в конце концов согласится.
— Да брось! Как это можно, чтобы дети такого отца вина не пили! — гремел седой великан по имени Гота. Он высился над столом и неуклюже размахивал огромными, с добрую лопату величиной, ручищами. «Ну и медведь», — с внезапной теплотой подумал Мушни.
— Вы не потеснитесь немного? — смело, даже с вызовом, обратилась к нему Тапло, глядя на него сверху вниз.
Мушни подвинулся к Квирии, и Тапло, придвинув стул, села. В столовой было уже темно, буфетчик зажег свечу. Тапло подняла наполненный стакан.