Расплата

— Бог в помочь! — коротко произнесла она и лихо, по-мужски осушила стакан.

— Будь здорова, дочка! — восхищенно воскликнул Гота.

— А с этим юношей вы меня не познакомите? — без всякого смущения, глядя прямо в глаза Мушни, спросила Тапло.

Мушни назвался и протянул ей левую руку.

— Уж не приглянулся ли тебе наш гость? — захохотал Гота.

Тапло тоже рассмеялась.

Мушни решил, что она смеется шутке Готы, но она смолкла, нахмурилась, посмотрела на протянутую к ней руку Мушни и недружелюбно произнесла:

— Я смотрю, в ваших краях вежливостью гнушаются.

Мушни не сразу понял, почему она обиделась. Но все вокруг улыбнулись ему сочувственно, и он догадался.

— Простите, у меня правая рука болит.

— В таком случае прощаю, — насмешливо улыбнулась Тапло. — А что с вами случилось? — Она пожала Мушни левую руку.

Мушни понимал, что она тоже настроена пошутить, но всех остальных всерьез интересовало, что он ответит.

— Я вчера свалился с лошади и вывихнул руку.

— Раз не умеете ездить, не надо было садиться, — съязвила Тапло. Мушни не обиделся.

— Хватит тебе, Тапло! — прервал ее Квирия и мягко опустил руку на плечо Мушни. — Рука все еще вывихнута?

— Теперь уж нет, — ответил Мушни. — Я сам ее вчера вправил. Но здорово распухла и болит. Кажется, у меня температура…

— Я тебя завтра к своей бабушке отведу. Ее мазь по всей Тушетии славится. Она тебя живо вылечит.

Все поддержали Квирию. Мушни поблагодарил. Потом выпили еще по стакану. Мушни чувствовал свинцовую тяжесть во всем теле. Хотел раскрыть глаза и не мог, хотел извиниться и выйти на воздух, но язык не ворочался. Вокруг все качалось и кружилось. И в конце концов исчезло, как исчезают деревья и кусты, поглощенные неожиданным густым туманом.

3

Мушни положил голову на стол и заснул как убитый. Он не слышал, как Гота завел песню:

Ах ты, Гота, старый Гота!
Когда же ты за ум возьмешься?

Мушни не слышал и того, как Тапло подтрунивала над ним: «Не шумите, ребята, человек спит!» Потом компания разошлась по домам — утром всех ждали дела. Не помнил он, как его отвели в темную кладовую и уложили на скрипучую тахту. В каморке было тесно и грязно. На полках и на полу лежали закопченные котлы и кастрюли, по стенам было развешано какое-то тряпье. Мушни не слышал, что говорили мужчины, когда стояли возле тахты и глядели на него, беспомощного, чужого и жалкого своей беспомощностью. Не почувствовал он и того, как после ухода мужчин Тапло осторожно сняла с него пиджак и укрыла. Но боль при этом он ощутил, застонал, заговорил с Тапло, даже как будто узнал ее, но тут же опять погрузился в сон.

Мушни не знал, что люди ушли, повесив на дверь столовой большой замок. Он остался один в темной кладовке. А снаружи звездами блистало небо, изредка срывалось с высоты опрометчивое небесное тело, кинжальным лезвием вспыхивало во тьме и терялось в бесконечности. Холодное молчание гор нарушалось лишь конским ржанием. Но Мушни ничего этого не видел и не слышал. Он лежал, отгороженный от мира четырьмя стенами, обреченный на одиночество. Прожитая жизнь уже успела наложить свой суровый отпечаток на лицо парня, которому на вид было не больше двадцати четырех лет. Правда, врожденная беспечность или свойственная молодости беззаботность смягчали ожесточенное выражение его лица, и тогда сквозь огрубевшие черты проступала надежда, забытая там, в далеком отрочестве.

Сейчас Мушни спал. И ему снилась Тапло. Как будто, взявшись за руки, они шли по огромному бескрайнему полю. Рука девушки источала тепло, которое проникало прямо в душу. И он любил Тапло невероятно и чувствовал, что и она его любит.

А поле все не кончалось, и Мушни казалось, что свобода его бесконечна, как это поле. Мушни спал и был счастлив. Наверное, усталое тело его и душа искали и находили во сне то тепло и заботу, которых были лишены наяву.

4

Когда он проснулся, было светло. В кладовке дурно пахло, утренний свет, проникавший в окно, позволял рассмотреть беспорядочно разбросанную грязную посуду. И Мушни вспомнил, где он находится, только не мог сообразить, как сюда попал и кто его привел. И ему стало стыдно, что он опьянел до бесчувствия, хотя и выпил немного. Это было результатом той ночи, которую он накануне провел без сна, под деревом, и чуть было не замерз. Но стыд постепенно прошел, и он понял, что чувствует себя значительно лучше. Он отдохнул и даже подумал, что, может, и рука прошла. Но поднять ее не смог, боль не позволила. Тогда он вытянулся на тахте и стал глядеть в грязный потолок. Надоедливо жужжали и роились под потолком мухи. Из-за стены доносился мужской голос. Мушни сразу узнал голос тощего буфетчика. Сейчас он, пожалуй, будет относиться к нему презрительно, чего не посмел бы вчера.