Расплата

Мушни обрадовался, что у него появилось хоть какое-то дело, что куда-то нужно идти. Хотелось чем-нибудь заполнить время, чтобы оно шло скорее. Шагая рядом с Тапло через поле, он все думал, как же ему выкрутиться, и ничего не мог придумать. Ему было приятно, что Ладо не считает его виновным, хотя это ничего решительно не меняло. И надежды Ладо на то, что Мушни будет оправдан, поскольку он не виноват, совсем его не утешали, хотя сами по себе тоже были приятны. Теперь уже никакого значения не имело, полетит вертолет в долину или нет. Путь туда все равно закрыт. А совсем недавно не было важней вопроса! Пожалуй, лучше всего идти рядом с Тапло и ни о чем не думать, все равно ничего путного в голову не приходит. Так хоть время идет, а не стоит на месте. Сейчас, как никогда, он нуждался в совете. И, как всегда, был один. Мушни шел, отчужденный и молчаливый, настолько погруженный в себя, что не заметил, как Тапло остановилась возле ветеринарного пункта и заговорила с кем-то. Он продолжал машинально шагать и, только очутившись далеко впереди, сообразил, что идет один.

«Что-то надо придумать?» — преследовала его неотвязная мысль. Но ничего дельного в голову не приходило.

Тапло догнала Мушни.

— У вас что? Женщин уважать не принято? — сердито спросила она.

— Принято.

— Тогда можно было меня подождать.

Мушни извинился.

Тропинка свернула в лес и спустилась в овраг. Оттуда доносился глухой рокот воды. Мушни шел следом за Тапло, и она нравилась ему все больше и больше. Нравилось, как легко она перепрыгивает с камня на камень, как сдержанно и строго разговаривает с ним — будто пожилая опытная женщина. Одета она была все в то же черное платье. На ногах — пестрые вязаные ноговицы. Тапло все больше привлекала его внимание, вызывала все больший интерес. И Мушни незаметно для себя избавлялся от гнетущих забот и поддавался настроению вчерашнего сна. Оживало то чувство, которое он испытывал к этой девушке так недавно, во сне.

Некоторое время они молча шли по щебенистой тропке. Когда дорога стала ровнее, Тапло, шедшая впереди, дождалась его и спросила:

— А вчерашний вечер ты помнишь?

— Помню, конечно, — ответил Мушни, хотя почти ничего не помнил.

Она попыталась скрыть выступившую на лице лукавую улыбку, но Мушни все равно ее заметил.

— Ты всем так с ходу в любви объясняешься?

«Что это я наболтал вчера?» — встревожился Мушни, но выражение лица девушки успокоило его.

— Я объясняюсь тем, кто этого достоин, — он обнял Тапло за плечи.

Она резко отстранила его руку.

— За кого ты меня принимаешь? — крикнула она. — Смотри, не то…

— А что не то? — Мушни улыбнулся.

— А то, что у меня жених есть! — Тапло все-таки не сдержала улыбки, и Мушни осмелел, на лице его появилось выражение уверенного в себе мужчины.

— Осторожнее, братец, — пригрозила Тапло, — а то как бы я тебе вторую руку не вывихнула.

Она ушла вперед.

И все-таки она смеялась. И потом, когда тропинка пошла круто под гору, она долго еще оглядывалась и лукаво улыбалась.

Но теперь она больше не интересовала Мушни. Настроение у него испортилось, и он вернулся к действительности. А что в ней — в этой действительности? С незнакомой девушкой идет он неизвестно зачем в чужое село. Вернется — его задержат. Не арестуют сейчас — успеют сделать это, когда он прилетит в долину. В общем, он в капкане, а еще с женщинами заигрывает. Если бы он знал эту девушку или хотя бы Квирию! Куда делся револьвер? Все молчат, и она молчит. Сама Тапло небось смеется над ним в душе. Да еще рука болит невыносимо. Под гору идти оказалось еще хуже, чем в гору. «Вылечу руку и явлюсь, куда следует, — подумал он твердо, — все равно схватят. — И тут же заколебался. — А если посадят?..»

У ревущей реки они остановились. Впереди был мост, а за ним начинался подъем, длинный и лесистый.

— Болит? — спросила Тапло.

— Болит, — мрачно подтвердил Мушни.

Она почему-то избегала его взгляда и смотрела на другой берег, где не было ничего интересного, кроме столетних сосен.

— Помнишь, как мы с Квирией тебя вчера спать укладывали? — Тапло почему-то упорно возвращалась к этой теме. — Ты, братец, пить совсем не умеешь, я — женщина, и то больше тебя выпила.

— Вы с Квирией? — переспросил Мушни и потом сказал. — Помню.

— А помнишь, что ты мне говорил, когда Квирия ушел? — В глазах ее блестели лукавые искорки.

— Еще бы не помнить: говорил, что люблю тебя.

— Ты опять за свое!

«Сама все время к этому возвращается», — подумал Мушни, а вслух сказал:

— Что поделаешь: полюбил я тебя с первого взгляда!

— Ну, начал!..

— Не я начал, а ты сама…

— Что я сама? — Тапло по-настоящему рассердилась и нахмурила брови.

Мушни разозлился, он вспомнил пропавший револьвер и вспылил:

— А то, что прицепилась: помнишь, помнишь? Ничего я не помню, если хочешь знать!

Тапло посмотрела на него с укоризной:

— Я так и думала, что ты ничего не помнишь. — В голосе ее звучали одновременно и обида, и насмешка. — Потому и спрашиваю.

5

Передохнув немного, они перешли через мост и двинулись в гору. Тапло почти бежала, оставив Мушни далеко позади.