Читаем Расплата полностью

Понемногу все разошлись. Остался один Шалико. Больной все метался. Шалико сидел на скамеечке, с глупым упорством уставясь в одну точку где-то над изголовьем больного. Шалико был женат около семи лет, но успел обзавестись пятью детьми. Длинноносый и длинношеий верзила, он разительно напоминал лицом сову. Короткие, квадратные усики, словно почтовая марка, были прилеплены над верхней губой. Над ним постоянно насмехалось все село за то, что его нареченная сбежала за день до свадьбы. Спуталась с каким-то бродячим чонгуристом и только через месяц заявилась домой. Где она таскалась, так никто и не узнал. Однако Шалико все равно женился на ней, полностью простив. Возможно, из-за того, что и полушки не имел за душой, а нареченная была единственной дочерью зажиточных родителей, но не удалась ни лицом, ни статью. А может быть, не это заставило его жениться, а иное — то, что он не знал женщин и, кроме этой, другой не нашел. Теперь у него уже пятеро детей.

Наконец, поднялся и Шалико. Чичико проводил его до ворот. Ночь была темной. Чичико повернул обратно. Квадраты окон оранжево светились. Во тьме приземистый дом напоминал покинутый всеми и обреченный корабль.


Удивительно, как любил он спать в «зале». Сколько помнится, эти покоящиеся на балках доски всегда пахли сыростью. В углах висела паутина. В ларе скреблась мышь. За стеной не умолкал таинственный и неясный шорох ночи, привычный с детства, и Чичико, так долго мечтавший о родном уюте, уже давно бы заснул мирно и беспечно, если бы спокойствие не нарушалось тревогой больного, оставленного наедине с болезнью. Чичико слышал, как метался Бахва, как он задыхался в кашле, потом доносилось дыхание, похожее на свист или стон, потом всхлипы, и сон Чичико окончательно развеялся. Бахва всхлипывал, Тебронэ успокаивала его, а Мамия преспокойно храпел в своей комнате.

— Не хочу умереть, поддержите чем-нибудь, разве вы не люди? Бабка, где Мамия? Сдох, что ли, этот проклятый? Успеет еще наваляться в земле, знает ведь, что умираю я… Антихристы, помогите еще хоть день протянуть, а там… — всхлипывая, в отчаянье кричал Бахва, но слова его безнадежно тонули в равнодушном течении непроглядной ночи, которая не только не принесла облегчения больному, но и наполнила его паническим ужасом перед близким уже величайшим испытанием, его, задыхающегося, заключенного в закопченной, прокуренной и смрадной, беспросветной, как могила, комнате.

Чичико понимал, что Бахва отходит, однако подняться было лень. Что ни говори, малодушный человек Бахва. Малодушный, нетерпеливый, выдержки — ни на грош. Стоило, бывало, ему рассердиться, никого не пощадит, зверем глядел. Нижняя челюсть затрясется, зубы оскалятся, и осыплет он, как из пулемета, первыми пришедшими на ум словами. Иной раз сам жалел о выпаленных под горячую руку словах, хотя бил и швырял все, что попадало под руку, тарелку ли, топор ли. Когда врачи стали настаивать, чтобы Бахва бросил курить, стал прятаться: то в уборной затаится, то в саду и украдкой смолит табак, словно наносит вред не себе, а Тебронэ и Мамии, которые даже трубку прятали от него, только бы не дать ему закурить. А Бахва все старался делать им наперекор. Нет, чтобы перетерпеть. И сейчас ни с кем не считается, уж заполночь, а он все никак не хочет угомониться и другим покоя не дает, будто кто-то в состоянии принять на себя его болезнь.

— Успокойся, несчастный, потерпи немного, скоро рассветет, — слышится голос Тебронэ. Вот она ни на минуту не теряет терпения и бодрости. И за больным присматривает, и о семье заботится, а Бахва — неблагородный, неблагодарный и малодушный. Хотя, кто знает, возможно и сам Чичико малодушен, коли ему, настроившемуся спать, не дают уснуть мучения больного. Так и дергают по нервам. Самое настоящее малодушие! Сна как не бывало, но все равно трудно заставить себя покинуть теплую постель. Да, конечно, в нем и в Бахве одна кровь, и от него он унаследовал и малодушие. Тут Чичико вдруг подумал, что и ему не хватает именно тех качеств, за отсутствие которых он корит Бахву. Кто знает, встретит ли он тяжелое испытание более достойно, чем Бахва? Выдержкой их род никогда не отличался. Поэтому он и удивляется терпению и постоянной бодрости Тебронэ. Тебронэ — других кровей женщина. Вот теперь он совсем расстроился, услыша, как мечется Бахва. Видимо, вместе с малодушием досталось ему от предков и мягкосердечность.

Перейти на страницу:

Похожие книги