Расплата

— И ранила его! — сказал Такес. Он стоял, направляя в сторону Антона указательный палец, потом посмотрел на пистолет, и Антон понял, что он видит что-то другое. — Я глупо себя вел в тот вечер, — сказал он, наполовину самому себе. — Мы ехали на велосипедах, рука в руке, рядом — там, по твоей набережной, — ехали очень медленно, как влюбленная парочка, значит… Что касается меня, то это так и было. Мы позволили ему нас догнать, и он на нас посмотрел. «Доброго вам утра!» — крикнула Труус, и он засмеялся. Потом я обогнал ее. Я собирался его сразу прикончить, но было скользко, я должен был снять одну руку с руля, чтобы достать пистолет из кармана, и заскользил. Я выстрелил ему в спину, потом в плечо и в живот, но понимал, что этого недостаточно. Пока он падал на землю, я хотел выстрелить еще раз, но мой пистолет дал осечку. И я быстро поехал вперед, чтобы освободить место для Труус. Когда я оглянулся, она стояла, упершись носком ботинка в тротуар, и аккуратно целилась ему между лопаток; он свернулся в комок, обхватив руками голову. Она выстрелила два раза, сунула пистолет в карман и поехала дальше. Она была убеждена, что убила его, но я видел, что он приподнялся. Я крикнул, чтобы ее предупредить, она рванулась вперед — но тут он выстрелил и — дурацкая случайность — ранил ее. Куда-то в спину.

Пистолет на столе, словно тяжкая гиря, потащил Антона за собою в глубину, в прошлое. И как начисто забылось то, что произошло с ним позднее, в камере, так ясно вспомнил он последний вечер дома. Выстрелы, а потом — опустевшая набережная и тело Плуга. Конечно, он всегда понимал, что перед тем там должны были быть люди, но то были скорее логические домыслы; теперь это стало реальностью. Он слышал крики, но кричал, оказывается, не Плуг, а Такес. Он утверждал, что крик этот был жизненно необходим.

В пепельнице, стоявшей рядом с пистолетом, что-то начало дымиться.

— А потом? — спросил Антон.

— А потом, а потом, а потом… — сказал Такес, странно пританцовывая. — А потом — суп с котом. Она не могла ехать дальше. Я пытался посадить ее на свой багажник, отвезти куда-нибудь в кусты и спрятать. Но тут подоспели боши, и какая-то женщина начала кричать из окна, что видит нас. И она отдала мне свой пистолет, поцеловала, и это было все. Еще немного пострелять и убираться. Потом я пытался с той бабой по-своему разделаться, пока война не кончилась, но мне это не удалось. Так и гуляет где-то, симпатичная такая старушка. — Он взял пистолет со стола и взвесил его в руке, как антиквар — дорогую безделушку. — С этой штукой в руках я с удовольствием бы с ней поговорил… «Добрый вечер, мадам, как дела? Все в порядке? И детки здоровы?» — Он положил палец на спусковой крючок и осмотрел оружие со всех сторон. — Знаешь, из него все еще можно стрелять. После войны я должен бы был сдать его твоему тестю и его друзьям. Меня можно привлечь к суду: такую штуку разрешено держать, как сувенир, только тогда надо залить дуло; но я решил этого не делать. Нельзя ведь заранее знать, когда он может тебе пригодиться, — Такес посмотрел на Антона, — как последнее средство. — Он положил пистолет и поднял палец, прислушиваясь. — Слышишь? Плачет. Ни одна мать не нежила своего ребенка так, как Труус эту штуку… — Казалось, что на глазах у него вот-вот выступят слезы, но этого не случилось. — Знаешь, — сказал он вдруг, без всякого перехода, — я однажды видел фильм о человеке, чья дочка была кем-то изнасилована и убита. Парень получил восемнадцать лет, и человек этот клянется, что он убьет его в тот день, когда тот освободится. После восьми лет тот выходит на свободу: снижение наказания, хорошее поведение, помилование и всякое такое. С пистолетом в кармане тот человек ждет его у выхода, и ты видишь, как они целый день ходят вместе и разговаривают. Наконец он решает не убивать его, так как понимает, что тот — тоже несчастный человек и жертва обстоятельств. — Вверху зазвонил телефон, и, медленно идя к двери, Такес закончил свой рассказ: — Последний кадр: человек стоит, и ты видишь того парня, уходящего по лесной тропинке, с чемоданом. Потом на его спине появляется белое пятнышко, которое выдвигается вперед и образует слово КОНЕЦ. И тут я понял одну вещь: этот человек, несмотря на все его понимание, должен был вытащить свой пистолет и выстрелить ему в спину. Потому что его дочь была убита не обстоятельствами, но тем парнем. И если ты этого не сделаешь, то своим поведением продемонстрируешь, что все, кому пришлось жить при гнусных обстоятельствах, — потенциальные насильники и убийцы. Я сейчас.