Расплата

Щурясь от ветра, сержант заметил как пули цокают по броне и рикошетом с шипеньем отлетают в сторону, а из окон школы сквозь куцые сосны, отделяющие школу от дома культуры, цикадами зазвенели выстрелы. Внутренний голос скомандовал «Беги!». Но сержант почему-то не побежал. Он повернул голову и увидел испуганное лицо матроса. От того ли матрос был испуган, что раз не попали, два не попали, а в третий раз обязательно попадут, а может оттого, что сержант прокричал ему страшным голосом «Огонь! Огонь по окнам!». Хищно клацнул затвор, ствол дернулся и выплюнул очередь. «В укрытие!» — скомандовал сержант отделению и несколько мгновений выпали из его жизни. В себя он пришел у входа в дом культуры. Самое страшное, конечно, началось у самого входа. Перед глазами стала крошиться штукатурка и сердце заколотилось боевым барабанным боем. Слева грохнуло, всех осыпало осколками, битым кирпичом и пылью, матрос с пулеметом споткнулся и загородил проход. В дверях образовалась пробка и время стало течь медленно-медленно. Вон пулеметчик раскорячился у входа, задрал корму, пытается подняться, но рюкзак-то тяжелый — напихали матросы пулеметчику в рюкзак еще и для гранатометов заряды. Вон в дверях показался Бормотов с перекошенным лицом, что-то кричит матросам, ругается, живет полной жизнью. Вон ко входу бежит матрос, который прикрывал отделение. Бежит как призовая лошадь, широко раскидывая ноги, а за ним, шипя и щелкая, стелются по земле пули, метут пыльную поземку. У матроса никак не получалось вставить на бегу магазин и сержант подумал с каким-то злорадным остервенением: «А нехер было длинными стрелять, долбоеб!». Тут новая мысль посетила сержанта: «Странно, что еще не попали! Хорошо если сразу убьют. А если ранят… Будут добивать разрывными, сволочи. Бен-де-ровцы! Господи спаси!»

И он спас. Из темного ущелья притвора, покрывая грохот боя, прогремел протодиаконовским басом голос Бормотова:

— Да залезай ты блять внутрь или уебывай нахуй!

И замечательно крепкие руки старшего лейтенанта рванули пулеметчика внутрь и освободился проход. Сержант вбежал в дом культуры последним и оказался перед Бормотовым. Мохнатым мрачным голосом кричал Бормотов что-то сержанту. На мгновенье показалось оглохшему от взрыва сержанту, что это какие-то ласковые хорошие слова. Тут слух вернулся к сержанту и он разобрал:

— БМП твой сожгут нах. Убери БМП!

Сержант ужаснулся: «Экипаж-то остался в машине, они поди и не знают, что тут бой. Их же сожгут к чертям!» И внутренний голос зашептал сержанту в холодную спину: «Ну-ка, ну-ка, ну ка, ну-ка». Сержант выбежал через боковые ворота на улицу, выглянул из-за угла дома. За углом стояла его БМП с задраенными люками и мирно тарахтела кормой к школе. Сержант рванул было к машине, но огонь-то плотный, кинжальный огонь! Кричать бесполезно — черта-с два его в машине услышат — это ж не лексус, к тому же стреляют. Сержант оглянулся и шальная мысль пришла ему в голову. Он стал швырять в БМП куски кирпича. И вот удача — открылся командирский люк, и показалась голова.

— Раз-варр-рачивай! — прокричал голове сержант, — По школе. Бей по школе и сразу отходи!

Голова скрылась и машина развернулась к школе носом. 30-миллиметровая пушка выплюнула два снаряда и замолчала.

«Заклинило пушку» — подумал сержант.

Из командирского люка вылезла голова и, перекрывая грохот боя, подтвердила:

— Заклинило!

Тут перед БМП раздался взрыв, в воздухе зашипело и вторая граната, пролетев над башней, разорвалась над входом.

— Уходи! — закричал сержант голове.

С третьей попытки украинский гранатометчик-таки попал, а именно попал в переднюю бронеплиту. Машину дернуло, нос ее оделся пламенем и все люки открылись. Командир с наводчиком выпрыгнули одновременно и прыжками-перебежками побежали к сержанту. Последним из горящей машины вылез механик-водитель. Он выскочил без бронежилета и автомата и с видом совершенно ошалелым, хлопая себя по горящим штанам (топливо попало на ноги) и крича криком нечеловеческим, под перекрестным огнем добежал до кормы. Там душа вернулась к нему, он спрыгнул с горящей машины, нырнул за угол и его увели внутрь.

Дом культуры располагался в центре села напротив павловской школы, а между ними чуть в сторонке стоял бронзовый солдат с бронзовым прапором. Не понятно, русский солдат или украинец. На плите фамилии. С фамилиями понятно. Русские и украинские вперемешку. Освободители Павловки от фашистов. И смотрел солдат на площадь и ошалевал.

С трех сторон начался штурм. Молча шли украинцы. При первых выстрелах матросы рассыпались по зданию, заняв назначенные сектора на двух этажах и открыли огонь. И могло показаться, что наступавших чуть ли не батальон. На самом деле было их сто шестьдесят пять прекрасно экипированных и вооруженных хлопцев, хотя рассказывали потом пленные, что было и больше. Проверить трудно. Одно верно — встреченные пулеметным огнем хлопцы повернули обратно. Часть их заняла школу, остальные рассредоточились по ближайшим домам, выставили миномет в саду одного из них и повели обстрел дома культуры.