Расплата. Яростное безумие

Конечно, по-своему она была в какой-то мере права. В конце концов, это ее единственная жизнь, и она хочет прожить ее как нормальная женщина. У нее есть телесные желания, которые не дают ей покоя и требуют исполнения. Ее женское тело требует мужчину, и с каждым месяцем все настоятельнее. Это ясно, и странно, что я сам этого не предвидел. Мне надо было лучше понять самого себя и просто не жениться, когда она мне предложила. Надо было предвидеть, что я не смогу принести женщине удовлетворение. Потому что мои комплексы — это мои проблемы, и я напрасно обрек ни в чем не повинную Валентину на страдания. Почему она должна мучиться, живя с мужем, который почти ничего не может. А если может, то обставляет все такими требованиями, что с ним и любовью заниматься расхочется…

Для Валентины виноватым был я. Но разве сам я был виноват в том, что мое детство и юность были изуродованы и я стал состоять из одного сплошного сексуального комплекса? Разве был я виноват в этом?

Виновен я был только в том, что захотел попытаться стать нормальным человеком и женился на Валентине. И не справился со своим комплексом, так нормальным и не стал. Сделал жену несчастной и действительно толкнул в объятия первого, кто протянул к ней руку. А руку протянул подонок…

Валентина же считала меня виновником своего падения и унижения. Совершенно справедливо, наверное…

Поэтому она не считала нужным меня щадить. Теперь она измывалась надо мной. Из своего падения и унижения она сделал способ унизить меня. И заставить страдать меня.

На следующий день она явилась домой с гордым видом и, меняя мне подушку и белье на кровати, сказала как бы между прочим, что теперь она стала сильно замерзать на улице.

Я не мог совсем не разговаривать с ней — это было практически нереально. Ведь я был почти беспомощен, а она ухаживала за мной. И мы жили в одном маленьком домике. Поэтому, когда она мирно сообщила, что стала замерзать на улице, я все же решил ответить ей и спросил, отчего — ведь морозы спали. Я не ожидал от нее подвоха. Но он был — этот подвох.

Валентина молча, не говоря ни слова, подняла свою юбку и показала мне свои голые ноги.

— Я так и хожу теперь, — сказала она, поясняя. — Сегодня же пойду покупать чулки и пояс, но вряд ли это сильно поможет.

Теперь я уже понял, что этот разговор будет продолжением вчерашнего, и замкнулся в себе. Но слушать ее мне приходилось все равно. И смотреть — тоже.

Валентина сказала, что Бык теперь, после того, как окончательно подчинил ее себе, заставляет ее ходить с голой задницей, без трусов.

— Он просто отнял их у меня в первый же раз. А на следующий день отнял другие, которые я надела, — сказала Валентина. — И сказал, чтобы я не смела носить и колготки тоже. Он требует, чтобы у меня всегда под юбкой была голая попа. Чтобы можно было сразу ее пощупать, если захочется.

Валентина подняла юбку еще выше и продемонстрировала мне свой голый зад. Она сделала это неторопливо и с чувством явного наслаждения. Ей хотелось, чтобы я разделил вместе с ней это унижение…

— Только теперь нужно купить чулки, — продолжала она. — Ноги голые замерзают, но все равно это вряд ли поможет. Зима холодная, ветер так и залезает под юбку, когда идешь.

Я представил себе, как Валентина бежит с работы домой. Вся сжавшись, съежившись под юбчонкой, держа ее руками, чтобы ветер не задирал подол… Дрожа от холода и воспоминаний от пережитых только что оргазмах на грязном полу кабинета и под пьяный хохот за дверью.

— Зачем же ты согласилась на это? — вдруг спросил я безразличным голосом. Мне просто захотелось услышать ее объяснение, почему же она слушается этого мерзавца.

— А что мне остается делать? — взорвалась Валентина, опуская юбку и поворачиваясь ко мне. — Он трахает меня каждый день, и я наслаждаюсь под ним. Такого у меня никогда не было в жизни. И не будет с тобой вовек… Я уже отчаялась узнать, что такое настоящий оргазм. Теперь я это знаю…

Она постеснялась опять заговорить о том, что ей стоит все это. Ведь свои мучительные оргазмы она переживала, проходя через позор, через стыд. Через то, что она теперь принадлежала этому грязному скоту.

Теперь она придумала для меня новую пытку. Новое унижение. Она стала собираться на работу в клуб при мне, в той комнате, где я лежал.

Я принужден был смотреть, как она тщательно приводит себя в порядок, как завивает волосы, как натягивает чулки и пристегивает их к поясу… Я смотрел на это молча, ничем не выдавая своих чувств.

Валентина не скрывала от меня своего положения. Наоборот, сразу после возвращения с дискотеки, она приходила ко мне и рассказывала о том, что у нее было с Быком.

Да и рассказывать было не обязательно — все было написано на ней самой. Я и без слов отлично себе все представлял. Как Валентина стоит на четвереньках, с задранным платьем на полу кабинета, как ее завитые волосы лежат на полу и как она сладострастно стонет и визжит от проникновений и шлепков по отставленному заду.

И как потом бежит с голым задом домой, еще разгоряченная и пылающая от страсти…