Расплата кровью

Линли держался расчищенной дорожки, которая вилась среди густо посаженных сосен, иглы которых усыпали обледеневшую дорожку, и поэтому башмаки его почти не скользили. И в конце концов он наверстал здесь время, драгоценные секунды, которые потратил, чтобы снова найти этого субъекта.

Тот был секундах в двадцати от стены. Слева от него барахтались в снегу два констебля. Позади — пробиралась среди могил Хейверс. Справа бежал, сделав решающий бросок, Линли. У противника уже не оставалось ни единого шанса. Тем не менее, издав дикий вопль, который, похоже, означал последнюю отчаянную попытку, он прыгнул вверх. Но Линли оказался проворнее.

Тип бешено вырывался, изворачивался. Линли ослабил хватку, чтобы увернуться от удара, противник тут же воспользовался секундным преимуществом, чтобы попытаться взобраться на стену. Он подпрыгнул, ухватился за верх стены, изо всех сил вцепился в нее, подтянулся и начал переваливаться на другую сторону.

Но Линли не растерялся. Схватив его за черный свитер, он стащил беглеца со стены, обхватил его рукой за шею и швырнул в снег. Он, тяжело отдуваясь, стоял над ним, пока сбоку не подоспела Хейверс, дышавшая со свистом, как бегун на длинные дистанции. Пропахав сугроб, подоспели два констебля, и один из них успел выдавить: «Ты готов, сынок», — прежде чем разразился кашлем.

Линли подошел, рывком поставил мужчину на ноги, стянул с него лыжную маску и подтащил к свету.

Это был Дэвид Сайдем.

17

— Дверь Джой не была заперта, — сказал Сайдем.

Они сидели за столом в одной из комнат для допросов Нью-Скотленд-Ярда. Эта комната была спроектирована так, чтобы исключить всякую возможность побега, в ней не было ни одной декоративной детали, которая могла бы хоть как-то разбудить фантазию. Говоря, Сайдем ни на кого не смотрел, ни на Линли, сидевшего напротив него, сводившего воедино все подробности дела; ни на сержанта Хейверс, которая впервые не делала заметок, а только подбрасывала вопросы, чтобы добавить информацию к уже имеющимся у них данным; ни на зевающую стенографистку — ветерана полиции с двадцатидвухлетним стажем работы, которая записывала все с выражением скуки на лице, из чего можно было заключить, что ее уже невозможно было удивить никакими хитросплетениями человеческих отношений, приводящих к насилию. Сайдем повернулся ко всем троим боком, чтобы дать возможность насладиться своим профилем. Его глаза были устремлены в угол комнаты, где лежал мертвый мотылек, он пристально смотрел на него, словно это помогало ему воссоздать ужасающее прошлое, полное насилия.

В его голосе звучала только чудовищная усталость, естественная в половине четвертого утра.

— Кинжал я взял раньше, когда спустился в библиотеку за виски. Оказалось, это совсем просто: снять его со стены в столовой, пройти через кухню, вверх по черной лестнице и принести в комнату. А потом мне оставалось только подождать.

— Вы знали, что ваша жена с Робертом Гэбриэлом?

Сайдем перевел взгляд на «Ролекс», который золотым полумесяцем блестел из-под черного свитера. Он ласкающим движением провел пальцем по его циферблату. Руки у него были довольно большие, но не огрубевшие, незнакомые с тяжелым трудом. Они совсем не походили на руки убийцы.

— Я быстро об этом догадался, инспектор, — наконец ответил он. — Как признает, без сомнения, и сама Джоанна, я сам сводил ее с Гэбриэлом, и она просто сделала то, чего мне хотелось. Театр абсурда реальности. Мастерская месть, не так ли? Сначала я, разумеется, не был уверен, что она действительно с ним. Я подумал… возможно, я надеялся… что она ушла в какое-то другое место в доме, чтобы похандрить. Но полагаю, я все же знал, что это совсем не в ее духе. В любом случае позавчера в «Азенкуре» Гэбриэл откровенно намекнул, что завоевал мою жену. Он ведь не из тех, кто молчит о таких вещах, не так ли?

— Это вы напали на него позавчера в его гримерной?

Сайдем печально улыбнулся:

— Единственное, чем я по-настоящему насладился в этой чертовой заварухе. Мне не нравится, когда другие мужчины имеют мою жену, инспектор, независимо от того, насколько она сама этого хочет.

— Но сами вы были очень даже не прочь развлечься с чужой женой, раз уж мы об этом заговорили.

— А, Ханна Дэрроу. В конце у меня было чувство, что эта маленькая распутница меня доконает. — Сайдем взял пластиковую чашку из-под кофе, стоявшую перед ним на столе. Его ногти оставили на ней узор из полумесяцев. — Когда Джой говорила за ужином о своей новой книге, она упомянула о дневниках, которые пыталась добыть у Джона Дэрроу, и я сразу понял, чем все обернется. Она была не из тех, кто сдается, даже если Дэрроу и сказал один раз «нет». Она никогда не добилась бы такой славы, если бы отступала перед вызовом, верно? Поэтому, когда она заговорила о дневниках, я понял, что рано или поздно она их все равно получит. А я не знал, что Ханна там понаписала, поэтому не мог рисковать.

— Что случилось с Ханной Дэрроу в ту последнюю ночь?

Сайдем посмотрел на Линли.