Расплата кровью

— Мы встретились на мельнице. Она опаздывала минут на сорок, и я начал думать — вернее, надеяться, — что она не придет. Но она наконец появилась, как всегда горя нетерпением заняться любовью — прямо там, на полу. Но я… я отвлек ее. Я принес ей шарф, который она облюбовала в одном магазинчике в Норвиче. И настоял, чтобы она позволила мне сразу же повязать его ей. — Он смотрел на свои пальцы, которые теребили белую кофейную чашечку, загибая ее края внутрь. — Тут все прошло гладко. Целуя ее, я затянул узел.

Линли подумал о некоторых простодушных замечаниях в дневнике Ханны, на которые он не сразу обратил внимание, и рискнул проверить свои догадки:

— Я удивлен, что вы не осчастливили ее в последний раз, там, на мельнице, если уж она этого хотела.

Линли тут же услышал именно тот ответ, которого он ждал.

— Она мне надоела. Каждый раз мне было с ней все труднее. — Сайдем презрительно усмехнулся в свой собственный адрес. — Это был еще один вариант Джоанны.

— Красивая женщина, которая добивается славы, женщина, заполучить которую мечтают все мужчины, а ее собственный муж не в состоянии ей угодить.

— Что ж, вы попали в точку, инспектор. Точнее не скажешь.

— И однако же вы оставались с Джоанной все эти годы.

— Она — единственное удачное предприятие в моей жизни. Мой абсолютный успех. С подобными подарками судьбы так просто не расстаются, я никогда об этом даже и не помышлял. Я не мог дать ей уйти. А Ханна просто подвернулась в момент нашей с Джо размолвки. Между нами… ничего не было уже около трех недель. Она подумывала подписать контракт с лондонским агентом, а меня вроде как оставляли за бортом. Как ненужный хлам. Должно быть, именно с этого и начались мои… неприятности. Затем, когда появилась Ханна, я на месяц или два почувствовал себя новым человеком. Каждый раз, когда мы встречались, я ее имел. Иногда два или три раза за вечер. Боже! Я словно переродился.

— А потом она захотела стать актрисой, как ваша жена?

— История начала повторяться. Да.

— Но зачем же было ее убивать? Почему не расстаться по-хорошему?

— Она нашла мой лондонский адрес. И было довольно неприятно, когда она как-то вечером притащилась к театру, а мы с Джо как раз договаривались с лондонским агентом. После этого я понял, что если оставлю ее в ее Болотах, в один прекрасный день она заявится к нам на квартиру. Я бы потерял Джоанну. Поэтому я вынужден был пойти на это.

— А Гоуван Килбрайд? Чем он вам помешал?

Дотерзав чашечку, Сайдем поставил ее на стол.

— Он знал о перчатках, инспектор.

Они закончили предварительный допрос Дэвида Сайдема в пять пятнадцать и, пошатываясь, с красными глазами, вышли в коридор, где Сайдема повели к телефону, чтобы он мог позвонить жене. Линли смотрел, как он идет, и вдруг почувствовал, как его затопляет жалость к этому человеку. Он сам себе удивился, потому что Сайдем заслужил самого жестокого наказания. Все так. Но Линли понимал, что эти убийства — как камень, брошенный в пруд, перебаламутивший безмятежную воду, и порожденные ими волны постепенно докатятся до каждого из тех, кто причастен к этой истории. Он отвернулся.

А сколько еще впереди малоприятных моментов, те же журналисты, которые наседали со всех сторон, словно материализовались из воздуха, приставая со своими идиотскими вопросами, добиваясь от него интервью. Он быстро прошел мимо них, сжимая в кулаке записку, которую суперинтендант Уэбберли сунул ему в руку. Почти ничего не видя от непомерной усталости, он прошел к лифту, одолеваемый одной мыслью: найти Хелен. Одним желанием: поскорее уснуть.

Он чисто автоматически нашел дорогу домой, а придя, упал на кровать не раздеваясь. Он не почувствовал, как Дентон снял потом с него ботинки и укрыл одеялом. Он проснулся уже днем.

— Это все ее близорукость, — сказал Линли. — Из дневников Ханны Дэрроу я много чего выудил, а такую важную вещь — ссылку на то, что на втором спектакле она была без очков и поэтому не могла ясно видеть сцену, — упустил. Она лишь подумала, что Сайдем был одним из актеров, поскольку после спектакля он вышел из служебного входа. И еще я был слишком взбудоражен тем, что Дэвис-Джонс тоже играл в «Трех сестрах», из-за своего предубеждения я даже не сообразил, что в той сцене, из которой была вырвана предсмертная записка, участвовала и Джоанна Эллакорт. А это означало, что Сайдем знал назубок все сцены, в которых была занята Джоанна, вероятно, лучше, чем ее партнеры. Он ведь помогал ей разучивать роли. Я сам слышал, как он распекал ее за пропуск текста… Когда приходил в «Азенкур».

— Джоанна Эллакорт знала, что ее муж был убийцей? — спросил Сент-Джеймс.

Линли, слабо улыбнувшись, покачал головой, беря из рук Деборы чашку с чаем.

Они сидели в кабинете Сент-Джеймса, отдавая должное кексам, сэндвичам и тартинкам и, естественно, чаю. Тусклое вечернее солнце освещало окно и снежный холмик на оконном карнизе. С набережной Виктории все явственнее доносился шум машин, постепенно нараставший из-за часа пик.