— Если она вообще спала, — заметил Линли. Он подошел к туалетному столику у окна. Его поверхность была завалена разными женскими штучками: тушь, помада, щетки для волос, фен, бумажные салфетки, пять серебряных браслетов и две низки цветных бус. Золотая серьга-кольцо лежала на полу. — Сент-Джеймс, — спросил Линли, не сводя глаз со стола, — когда вы с Деборой приезжаете в гостиницу, вы запираете дверь?
— Сразу, — с улыбкой ответил он. — Но полагаю, это оттого, что мы живем в одном доме с тестем. Поэтому, оказавшись на несколько дней вдали от него, мы превращаемся в безнадежных распутников, каюсь, каюсь. А что?
— Где ты оставляешь ключ?
Сент-Джеймс перевел взгляд с Линли на дверь.
— Обычно в двери.
— Да. — Линли взял с туалетного столика ключ, держа его за металлическое кольцо, на котором имелась пластмассовая карточка с номером комнаты. — Как все или почти все люди. Тогда почему, по-твоему, Джой Синклер, заперев дверь, положила ключ на туалетный столик?
— Но ведь вчера вечером произошла ссора, верно? Не без ее участия. Возможно, она пребывала в рассеянности или в расстроенных чувствах, когда вошла сюда. Может, она заперла дверь и в порыве раздражения бросила ключ туда.
— Возможно. Но не исключено, что вовсе не она заперла дверь. Возможно, она пришла сюда не одна, а с кем-то, кто и закрыл дверь, пока она ждала в постели. — Линли заметил, что инспектор Макаскин непроизвольно потянул себя за губу. Он обратился к нему: — Вы не согласны?
Макаскин пожевал кончик большого пальца, но, опомнившись, с отвращением опустил руку, словно она подобралась ко рту помимо его воли.
— Насчет того, что с ней кто-то был, — сказал он, — нет, едва ли.
Линли бросил ключ назад на туалетный столик и, подойдя к шкафу, открыл дверцы. Там царил беспорядок; туфли были заброшены к стенке; на дне шкафа лежали скомканные синие джинсы; чемодан зиял полураскрытым нутром, демонстрируя чулки и бюстгальтеры.
Линли просмотрел все до мелочей и повернулся к Макаскину.
— Почему едва ли? — спросил он, между тем как Сент-Джеймс принялся за комод.
— Судя по тому, что было на ней надето, — объяснил Макаскин. — На фотографиях видно не так много, но куртка от мужской пижамы вышла четко.
— Вот именно, от мужской.
— Вы думаете, что на ней куртка от пижамы того, кто пришел вместе с ней? Я не согласен.
— Почему? — Линли закрыл дверцу шкафа и прислонился к ней, глядя на Макаскина.
— Будем реалистами, — начал Макаскин с уверенностью докладчика, который хорошенько обдумал свое выступление загодя, — разве мужчина, задумавший соблазнить женщину, явится к ней в своей самой старой пижаме? Куртка совсем ветхая, много раз стиранная, выношенная на локтях до дыр. Да ей по меньшей мере лет шесть. Если не больше. Ну кто такую напялит, и уж тем более оставит ее на память женщине, так сказать, после ночи любви.
— В вашем описании, — задумчиво произнес Линли, — она больше смахивает на дорогой сердцу талисман, а?
— И в самом деле. — Согласие Линли подвигло Макаскина на дальнейшие рассуждения по поводу пижамы. Он заметался по комнате, для пущей убедительности размахивая руками. — Возможно, это ее собственная пижама, а не какого-то мужчины. Неужто она стала бы принимать любовника в таком виде? Навряд ли.
— Согласен, — сказал Сент-Джеймс от комода. — И, учитывая, что у нас нет ни одного существенного доказательства сопротивления жертвы, приходится заключить, что, даже если она и не спала, когда вошел убийца — если это был кто-то, кого она сама впустила, чтобы поболтать, — она наверняка спала, когда он проткнул ей горло кинжалом.
— Не наверняка, — медленно проговорил Линли. — Ее могли застигнуть врасплох — кто-то, кому она целиком доверяла. Но в этом случае заперла бы она дверь сама?
— Необязательно, — сказал Макаскин. — Убийца мог запереть ее, убить и…
— Вернуться в комнату Хелен, — холодно закончил Линли, мотнув головой в сторону Сент-Джеймса. — Черт возьми…
— Пока не надо, — отозвался Сент-Джеймс.
Они уселись за маленький, заваленный журналами стол у окна и стали скрупулезно изучать каждый предмет. Линли просмотрел россыпь периодических изданий, Сент-Джеймс поднял крышку чайника на позабытом утреннем подносе и поразмыслил над прозрачной пленкой, образовавшейся на поверхности жидкости, а Макаскин отбивал карандашом стаккато по своему ботинку.
— У нас два провала во времени, — сказал Сент-Джеймс. — Двадцать минут, или чуть больше, между обнаружением тела и звонком в полицию. Затем, насколько я понимаю, почти два часа между звонком в полицию и ее прибытием сюда. — Он обратился к Макаскину: — Значит, ваши криминалисты не успели как следует осмотреть комнату — до того, как позвонил ваш главный констебль, приказавший вам вернуться в управление?
— Совершенно верно.
— Так пусть действуют сейчас. Можете им позвонить, если хотите. Хотя я не жду от этого особых результатов. За то время сюда могли подложить сколько угодно фальшивых улик.
— Или удалить, — уныло заметил Макаскин. — у нас есть только слово лорда Стинхерста, что будто бы он запер все двери и ждал нас и ничего больше не предпринимал.