Расплата по чужим счетам

– Я пою в ресторане «Старинная беседка», – сказала она, глядя ему прямо в глаза, – приходите вечером…

– Спасибо. – Он приложил руку к груди и замялся.

– У вас есть девушка, – догадалась она.

– В некотором роде…

– Приходите вместе с ней.

– Спасибо, я приглашу ее.

– Вот и хорошо, – улыбнулась Зоя беззаботно, хотя в глубине ее глаз он успел заметить промелькнувшую тень сожаления.

Морис взял ухоженную руку певицы и коснулся губами кончиков ее пальцев.

Уже открыв дверь, она проговорила:

– Приходите, я уверена, что вам понравится. У нас очень уютно и интимно. К нам часто приходят именно парами, и не только юные, но и люди преклонного возраста. Придете?

– Надеюсь, что да, – улыбнулся он. И тут заметил прижавшуюся к ногам хозяйки белую кошку.

– Ну, что ж, до свидания, Марго, было приятно с тобой познакомиться.

– Мур, – отозвалась кошка.

Она и впрямь была очень милой, впрочем, как и ее хозяйка.

В дом напротив Миндаугас решил пойти завтра, если Мирослава сочтет полученную информацию недостаточной. Выруливая на дорогу, Миндаугас вспомнил теорию о том, что животные чаще всего бывают похожи на своих хозяев. Но он не был уверен, что Дон был похож на Мирославу…

Конечно, характер у него был своевольным, как и у хозяйки, он любил лежать рядом с ней как на травке, так и на кровати, но внешне желтоглазый пушистый кот с шерстью черного цвета, на солнце отсвечивающей всеми оттенками шоколада, не был похож на светлокожую, русоволосую, зеленоглазую Мирославу. А вот Зоя и Марго были похожи, и очень.

Интересно, согласится ли Мирослава пойти в ресторан «Старинная беседка», если он пригласит. «Пожалуй, лучше всего заманить ее туда в компании с Шурой Наполеоновым», – подумал Миндаугас.

Когда Морис вернулся домой, солнце начало медленно клониться к закату, рассыпая легкие золотистые блики целыми пригоршнями на траву, цветы, дорожки…

К его удивлению, в доме довольно вкусно пахло. Мирослава сидела на диване в гостиной с книгой в руках. Здесь же лежал Дон, положив голову на колени хозяйки, и тихо мурлыкал.

– Я потрясен! – сказал Морис.

– Чем? – спросила она, не отрывая глаз от книги.

– Кажется, за время моего отсутствия у нас завелся повар-невидимка…

– А, это, – она улыбнулась, – Морис, это просто курица в духовке. Еще я настрогала тазик салата. А то приедет Шура и начнет нас терроризировать и обвинять в том, что мы не любим родные правоохранительные органы.

– Это еще почему?

– Потому что Наполеонов считает, что, если кого-то любишь, его нужно хорошо кормить.

Морис расхохотался.

– Выходит, я любвеобильный.

– Еще какой. – Она наконец-то оторвала глаза от книги и подмигнула ему.

Миндаугас почему-то смутился и, чтобы уйти от темы любви, спросил:

– Что вы читаете?

– Стихи Аспазии.

– Разве жена Перикла писала стихи? – лукаво улыбнулся Морис.

– Жена Перикла Аспасия, насколько мне известно, нет, – улыбнулась в ответ Мирослава, – но жена Райниса Аспазия писала и даже вошла в классику латышской поэзии.

– И всего-то разница в одной букве в имени, – продолжал улыбаться Морис.

– И не говори, – кивнула Мирослава, – если не считать еще тысячелетия, страны и… мужа. Хотя Эльза Розенберг и взяла свой псевдоним как раз в честь древнегреческой умницы и красавицы Аспасии.

Их разговор был прерван требовательным звонком.

– Ну, вот и Шура пожаловал.

– Я открою…

Пока мужчины умывались, Мирослава достала курицу, внимательно посмотрела на нее, вонзила в поджаристый бок деревянную палочку и переложила готовую птицу на блюдо. Разрезать ее предстояло Морису. Сама же Мирослава в таких случаях всегда говорила: «Буду я еще надрываться».

Равенство полов она начисто отвергала. С удовольствием признавала, что мужчина сильнее, выносливее, и поэтому уступала ему ту часть работы, которую сама делать не любила. Свою собственную силу и энергию она активно проявляла там, где ей было интересно. Кулинария в круг ее интересов не входила. Готовила сама она редко. Только для того, чтобы не умереть с голоду и если тот, кто готовит обычно, очень занят. Как, например, сегодня.

На десерт на этот раз не было ни пирога, ни пирожного. Шура хмуро возил ложечкой по тарелке с клубникой, залитой мороженым. Мирослава наблюдала за страданиями друга детства с потаенной улыбкой, Морис – с сочувствием.

За чаем Миндаугас изложил результат своего общения с соседями Челдышева и спросил, нужно ли ему завтра опросить соседей из дома напротив. Шура испуганно замахал руками, представив, что завтра на ужин и курицы с салатом может не быть. Поставит Волгина на стол бутерброды и чай, и кушай с удовольствием. Мирослава не выдержала и расхохоталась.

Потом проговорила:

– Я согласна с Шурой – навряд ли мы узнаем что-то новое. А вот пообщаться с Ольгой Кружилиной и Майей Садовниковой следует.

– Это я поручу своим оперативникам, – быстро проговорил Наполеонов.

– Хорошо.

– Слава, ты не думаешь, что жена Челдышева, Марина, в этом может быть замешана?

– Нет, ей-то Малов, можно сказать, помог…

– Да, в некотором роде, – согласился Наполеонов.

– Если кто и мог затаить на Матвея обиду, то только Майя.

– Однако мне не верится, что она причастна к этому, – сказал Морис.