Расплата по чужим счетам

Легкоступов тихонько отполз и, выбравшись из зарослей, сорвал кисть чубушника, прижал к лицу, вдохнул опьяняющий аромат и просунул зеленый хвостик в петлицу рубашки. У Валерьяна не было сомнений, что парочка встречается в этом месте не первый раз. И, вероятно, девушка всегда ждала парня возле яблони. Иначе он не шагнул бы туда так уверенно в темноте, все-таки лунный свет не солнечное освещение. Он был уверен, что она именно там.

Утром Легкоступов заявился в кабинет следователя и положил на стол фотографии.

– Ну? – оживился Наполеонов.

– Что – ну? Извращенец вы, Александр Романович, и сотрудников своих заставляете потакать вашим низменным страстям, – проговорил фотограф, взирая на следователя с притворным осуждением.

Наполеонов хмыкнул,

– Не забывай, чье именно задание ты выполнял.

Валерьян повел плечами и отвернулся к окну, а следователь сгреб кучу фотографий и стал их раскладывать в ряд на столе.

– Батюшки! – обрадовался Шура. – Так это же не муж гражданки!

– И что? Полиция теперь разоблачает неверных супругов? Или это ваш личный бизнес? Хорошая прибавка к зарплате?

– Слушай, Легкоступов, не ерничай, иди себе работай.

– А спасибо? Я всю ночь не спал.

– Спасибо тебе, спасибо. Сегодня отоспишься.

Легкоступов посмотрел на Наполеонова, с горящими глазами рассматривающего снимки, хмыкнул и снова повернулся к окну. Шура тем временем перебирал одну фотографию за другой. Он еще раз убедился в мастерстве фотографа. Снимки были выше всех похвал – четко запечатленные лица и недвусмысленность поз. «У мужа, наверное, рога уже больше, чем у лося. Да уж, – подумал Наполеонов, – теперь гражданка Архипова непременно захочет поделиться с полицией своими секретами».

– Может, я сам отвезу фотографии Волгиной? – спросил Валерьян, стараясь ничем не выдать своего нетерпения.

Но Наполеонов покачал головой.

– Я ее сегодня вечером увижу и сам отдам.

Фотограф махнул рукой и вышел. На улице его ждала аккуратно припаркованная серая «Лада Веста». Автомобиль он купил на деньги, заработанные в позапрошлый отпуск, когда один из приятелей помог ему заполучить заказ от модного журнала. Работой его заказчики оказались настолько довольны, что предложили работать на них постоянно. Но, во-первых, совмещать работу в полиции и журнале просто не получалось по времени. А во-вторых, Валерьяну было абсолютно неинтересно снимать девиц, рекламирующих шмотки и косметику. Работать же всю жизнь только ради денег ему не улыбалось. Возможно, и вправду сказывалось, как выражался его приятель, «старорежимное» воспитание его родителей. По мнению молодежи, Валерьян Легкоступов и вовсе был человеком отсталым.

Еще бы! Он знал наизусть почти всего «Евгения Онегина», обожал Тургенева и знал о его жизни и творчестве не намного меньше, чем биографы великого писателя, в машине у него постоянно лежал томик то Тютчева, то Гете, то Шекспира. А еще он любил слушать Шопена…

Но зато не был зарегистрирован ни в одной из социальных сетей, не играл в компьютерные игры, ссылаясь на то, что ему жалко тратить свою реальную жизнь на виртуальную. Короче, по мнению не вылезающих из Интернета, полный отстой.

Правда, самого Легкоступова это нисколько не волновало. Жил он в двухкомнатной квартире, доставшейся ему от бабушки. Бабушка же переехала на дачу его родителей и не желала возвращаться в город даже на зиму, благо в доме за городом было и отопление, и вода. Родители жили от дома Валерьяна в получасе езды, если, конечно, не было пробок. С ними жила и младшая, обожаемая сестра Олеся.

Валерьян заехал на рынок, загрузил в багажник две сумки с продуктами и отправился к родителям. Он был уверен, что сестра дома, но дверь ему открыла мать.

– Привет, ма! – Он чмокнул ее в щеку. – Ты сегодня дома?

– Ты забыл, что у меня библиотечный день? – улыбнулась мать. – Обедать будешь?

– А что у тебя?

– Борщ, как ты любишь, с перцем и со свеклой.

– Ага, – сказал он, ставя перед ней одну из сумок.

– Ну зачем ты опять столько накупил, – укорила она его мягко, – мы же с голоду не умираем.

– Это я заодно, – отозвался он, – себе покупал на неделю и вам. А где Олеська?

– К подружке убежала.

– А, – протянул он разочарованно, – думал, повидаю ее.

– Еще сто раз увидитесь, – отмахнулась мать, – иди мой руки, я тебе борщ подогрею и буду сумку разгружать. Ты с чем будешь, с сухарями или с ржаным хлебом?

– С ржаным, – отозвался он, уже взявшись за ручку ванной комнаты.

* * *

За окном наступила ночь. Зажглись фонари, которые в летнюю ночь, залитую лунным светом, казались бледной копией мерцающих низко над землей звезд…

Коттедж Мирославы Волгиной, казалось, уютно возлежал среди обступивших его деревьев и кустарников, уткнув лик, считай крыльцо, в цветники. Морису Миндаугасу он почему-то напоминал сфинкса.