Расплата по чужим счетам

– Он был ночью.

– А я все еще грущу…

– Странно.

Морис ничего не ответил. Не говорить же ей, что причина его печали – это она, Мирослава. Вернее, то, что она не ночевала дома. Он даже не имел права спросить, где она была.

Мирослава села рядом, погладила кота. Но Дон, вероятно, решив проявить мужскую солидарность, даже не пошевелил ухом. Волгину, конечно, этим было не пронять, она просто обеими руками приподняла кота и уткнулась носом в его лохматый живот. Дон вздохнул и положил на ее плечо обе передние лапы, подумал секунды две и замурлыкал. Мирослава опустила кота снова на диван.

– Поедешь со мной? – обратилась она к Морису.

– Куда?

– Никуда… Просто прокатимся до «Ладьи». Погуляем на набережной.

– Хорошо, я только переоденусь.

– Я, пожалуй, тоже.

– А есть вы не хотите?

– Выпью чашку чая и съем какой-нибудь бутерброд.

– Оладьи еще не остыли. Вы будете с медом или с молоком?

– И с тем и с тем. Составишь мне компанию?

– Составлю.

Съев по паре пышных оладушек с медом и молоком, они отправились на прогулку. Морис уверенно вел машину, а Мирослава искоса посматривала на его профиль и тихо улыбалась. Она сама не могла объяснить почему, но ей было хорошо и уютно с ним. И в то же время роман с голубоглазым красавцем не входил в ее планы. По ее мнению, мужчины подразделялись на друзей, соратников, родственников не только по крови, но и по духу, и на тех, с чьей помощью она поддерживает тонус. Она не озвучивала пока свою философию Миндаугасу, но была уверена, что завязавшийся между ними роман сведет на нет их рабочие и дружеские отношения.

– Ты на меня за что-то сердишься? – нарушила она наконец молчание.

– Нет. Да и за что?

– За то, что я иногда не ночую дома…

– Это не мое дело.

– Верно, однако, тебе это не нравится.

– Дону тоже не нравится.

Мирослава усмехнулась, повернулась к нему, осторожно дотронулась пальцами до его руки.

– Морис, дорогой, у тебя ведь тоже может быть своя собственная жизнь…

– А вот это вас уже не касается, – заметил он неожиданно резко.

Она удивленно посмотрела на него и кивнула.

– Простите, – произнес он, – я не хотел, сорвалось.

Она ничего не ответила.

«Бог мой! – подумал Морис. – Ей даже в голову не приходит, что мне больно».

Они пристроили автомобиль на стоянке и спустились к «Ладье». Это изваяние было одной из достопримечательностей города, и жители весьма гордились сим творением скульптора. Стела «Ладья» располагалась на верхней террасе одной из частей набережной и представляла собой монументальную скульптуру. А после того, как на склоне под «Ладьей» появился огромный фонтан, струи которого взмывали вверх на пятнадцать метров, а потом падали вниз, подобно водопаду, мало кто из гостей города не заглядывал сюда. Сами же жители считали набережную с «Ладьей» любимым местом отдыха. Мирослава не была в этом случае исключением. Морису «Ладья» тоже нравилась, раздражали его только надписи на стенах сооружения, эта неизбывная русская привычка заявлять о себе везде, где бы ни был. «Здесь был Вася!» Или вот это: «Люся + Гена…» Надписи регулярно стирались коммунальными службами города, следящими за скульптурой, но время от времени появлялись опять.

Впрочем, придирчивость Мориса и его нерадужное настроение испарились сразу же, как они вдвоем оказались возле фонтана и прохладные брызги коснулись их лиц. Морис осторожно взял Мирославу за руку, и она не отняла своей ладони.

Глава 13

На следующее утро дело об обнаруженном вечером теле мужчины уже лежало на столе Наполеонова.

– Как говорится, до кучи, – бурчал он себе под нос.

Нужно было устанавливать личность убитого. Отчета о вскрытии пока еще не было, как и результатов сравнительной экспертизы крови жертвы с кровью, обнаруженной в салоне. Зато имелось заявление о пропаже найденных ночью недалеко от места преступления «Жигулей». Заявитель – сотрудник НИИ.

– Замечательно! – фыркнул Наполеонов. – Научный сотрудник тоже может совершить преступление.

И ни к селу ни к городу добавил:

– Особенно если он до сих пор ездит на «Жигулях».

– Может, но заявитель не ездит на этой машине, ею пользуется… – проговорил расположившийся напротив следователя капитан Ринат Ахметов.

– Так заявитель… – не дал договорить ему Наполеонов.

– Заяц Аникей Константинович.

– Мама родная, – вздохнул следователь, – кому же заявитель доверил пользование своей машиной?

– Доверенность на тестя.

– Где тесть?!

– На симпозиуме во Франции, вернется через неделю.

– Понятно. Этот, наверное, тоже сам не пользуется.

Ринат пожал плечами.

– Больше никто не мог взять машину?

– Товарищ Заяц говорит, что ею воспользовался угонщик.

– Чер-те что! – вырвалось у Наполеонова.

– Жена, дети у него есть?

– Есть и жена, и теща, и дети, но дети еще маленькие. Одному четыре года, другому пять. Так что в угонщики не годятся, – проговорил с сожалением оперативник.

Наполеонов уставился на Рината подозрительным взглядом.

– Шучу я, шучу, – махнул тот примирительно.

– Он еще шутит, – пробурчал Наполеонов.

– Извини.

– Ринат, узнай размер обуви жены, тещи и на всякий пожарный самого Зайца.

– Уже узнали.

– Ну и? – напрягся Наполеонов.