Расплата. Трилогия

   Прапорщик по морской части Вернер фон Курсель, курляндец родом и общая симпатия всей суворовской кают-компании, плавая чуть ли не с пеленок на коммерческих судах, мог говорить на всех европейских языках, и на всех одинаково плохо. Когда в кают-компании над ним острили по этому поводу, он пресерьезно отвечал: "Но я думаю, что по-немецки все-таки лучше другого!" На своем веку он столько видел и пережил, что никогда не терял душевного равновесия и никакие обстоятельства не могли помешать ему встретить доброго знакомого приятною улыбкой.

   Так и теперь, он уже издали кивал мне головой и радостно спрашивал:

   -- Ну, какие дела вы поделываете?

   -- Идет ликвидация дел... -- ответил я.

   -- О, совершенно да!.. Но вот меня всё не ранит и не ранит, а вас, кажется, задевало...

   -- Было...

   -- Куда вы идете?

   -- Посмотреть кормовой плутонг и забрать папирос в каюте -- все выкурил.

   -- В каюте? -- и Курсель хитро засмеялся. -- Я сейчас оттуда. Но, впрочем, пойдемте, и я -- провожаю.

   Он действительно оказался полезным провожатым, так как знал, где дорога свободна от обломков.

   Добравшись до офицерского отделения, я в недоумении остановился -- вместо моей каюты и двух смежных с ней была сплошная дыра...

   Курсель весело хохотал, радуясь своей шутке...

   Внезапно рассердившись, я махнул рукой и быстро пошел обратно. В батарее Курсель меня догнал и стал угощать сигарами.

   В нижней батарее всякие возгорания были уже прекращены, и, ободренные успехом, мы решили попытать счастья в верхней. Двое трюмных (Трюмные -- заведующие трюмами, водоотливной и пожарной системой) достали откуда-то совсем новые, необделанные шланги; один конец проволокой найтовили к пожарному крану, а на другой -- тем же способом наращивали пипку...

   -- Ай да молодцы! -- ободрял их Богданов. Вооружившись шлангами и прикрываясь от огня мокрыми мешками, сначала только высунулись через церковный люк, а затем, залив горевшую здесь рухлядь перевязочного пункта, и совсем вылезли в верхнюю батарею. Команда работала с увлечением, и скоро в церковном отделении пожар был прекращен. Зато позади средних 6-дюймовых башен бушевало пламя. Двинулись туда, но тут... Сюда, как в место более укрытое, убраны были с мостиков ящики патронов 47-мм пушек, и надо же было, чтобы как раз в то время, когда мы собирались тушить окружавшее их пламя, они начали рваться. Несколько человек сразу же упало убитыми и ранеными. Произошло замешательство...

   -- Это ничего! это сейчас кончается! -- пробовал убеждать Курсель...

   Но взрывы все учащались. Новые шланги были перебиты один за другим. В то же время где-то близко раздался характерный резкий удар, сопровождаемый лязгом рвущегося железа... Еще и еще... Это были уже не 6-дюймовые, а опять "чемоданы"... Людьми овладела паника. Никого и ничего не слушая, они бросились вниз.

   Когда, огорченные неудачей, казалось, так хорошо начатого дела, мы спускались в нижнюю батарею, что-то (должно быть, какой-нибудь обломок) ударило меня в бок, и я пошатнулся.

   -- Опять задело? -- спросил Курсель, вынимая изо рта сигару и участливо наклоняя голову...

   А я смотрел на него и думал: "Вот если бы целую эскадру укомплектовать людьми с такой выдержкой!"

VI

   Между тем наша эскадра после своего крутого поворота от "Суворова" шла, постепенно склоняясь вправо, чтобы не выпускать на пересечку своего курса японцев, которые неизменно к этому стремились. В результате оба противника двигались по дугам концентрических кругов: наши -- по внутренней, японцы -- по внешней.

   Около 4 ч. пополудни судьба как будто пыталась последний раз нам улыбнуться.

   Среди густого дыма, валившего из поврежденных труб, дыма от выстрелов и от пожаров, мешавшегося с туманом, еще стлавшимся над морем, японские главные силы как-то разошлись с нашими и потеряли их из виду.

   Японские источники, которыми я пользуюсь, говорят об этом эпизоде весьма кратко и глухо. Ясно только, что Того считал нашу эскадру прорвавшейся каким-то образом на север и пошел туда на поиски за нею, но Камимура не согласился с этим мнением и со своими крейсерами направился на S и SW. Так, по крайней мере, можно понять горячие панегирики в особом отделе книги, озаглавленном "Доблесть адмирала Камимура". Не будь этой "доблести", возможно, что на 14 мая бой был бы закончен и наша эскадра имела бы время собраться и оправиться.

   Идя на S, а потом на SW, Камимура услышал усиленную канонаду, доносившуюся с запада, и пошел прямо туда. Это адмирал Катаока нападал (до сих пор довольно безуспешно) на наши крейсера и транспорты. Камимура принял деятельное участие в сражении и тут же вскоре открыл наши главные силы, которые, описав почти круг диаметром около 5 миль, возвращались к тому же месту, откуда "Александр" сделал свой внезапный и крутой поворот и около которого беспомощно бродил "Суворов".

   Было около 5 ч. вечера.

   Мы с Курселем стояли в нижней батарее, куря сигары и обмениваясь замечаниями о предметах, к делу не относящихся, когда "Суворов" оказался среди нашей эскадры, нестройно двигавшейся на север.