Расплата. Трилогия

   На "Буйном" с кожуха, на который я попал первоначально, я перебрался на мостик; но тут оказалось, что на качке ноги меня совсем не держат. Пришлось лечь. Однако лежа я так мешал всем, находившимся при управлении, что командир дружески посоветовал мне убраться куда-нибудь, хоть... на перевязку.

   В это время мы догоняли эскадру, и флаг-капитан, решив, что раньше, чем делать какой-либо сигнал, все-таки надо спросить мнение адмирала, поручил это мне. С большими затруднениями пробравшись на корму и спустившись по трапу, я заглянул в капитанскую каюту.

   Фельдшер заканчивал перевязку. Адмирал лежал на койке неподвижно с полузакрытыми глазами, но был в сознании.

   Окликнув его, я спросил, чувствует ли он себя в силах продолжать командование эскадрой и на какой корабль прикажет себя везти?

   Адмирал с трудом повернул голову в мою сторону и некоторое время точно усиливался что-то вспомнить...

   -- Нет... куда же... сами видите... командование -- Небогатову... -- глухо проговорил он и, вдруг оживившись, с внезапной вспышкой энергии добавил: -- Идти эскадрой! Владивосток! Курс NO 234!.. -- и снова впал в забытье...

   Послав этот ответ флаг-капитану (не помню через кого -- кажется, через Леонтьева), я сам хотел остаться в кают-компании, но здесь решительно негде было приткнуться. Все помещения миноносца и даже верхняя палуба были полны людей. Раньше чем подойти к "Суворову", он подобрал более 200 человек на месте гибели "Осляби". Среди них были и раненые, поплававшие в соленой воде, и полу захлебнувшиеся. Эти последние с их посинелыми лицами, сведенные судорогами от мучительного кашля и боли в груди, производили впечатление хуже самых тяжелых раненых... Я выбрался на верхнюю палубу и примостился на каком-то ящике у трапа в офицерское помещение.

   На мачтах миноносца развевались сигналы, и, кроме того, близко державшимся "Безупречному" и "Бедовому" передавали какие-то приказания семафором ("Безупречному" приказано было идти к "Николаю" и передать семафором последние распоряжения бывшего командующего новому, т. е. Небогатову. "Бедового" посылали к "Суворову" снять оставшихся людей. Он не нашел "Суворова".). Мы уже догнали эскадру и шли совместно с транспортами, которые спереди и справа прикрывались крейсерами. Еще правее, кабельтовых в 30, шли наши главные силы. Головным, ведя эскадру, -- "Бородино". За ним -- "Орел". "Александра" не было видно ("Александр" погиб около 5 1/2 ч. дня.). Еще дальше в наступавших сумерках смутно виднелись силуэты японцев, шедших параллельным курсом. Огоньки орудийных выстрелов беспрерывно мелькали по их линии. Упорный бой все еще не прекращался...

   Рядом с собой я увидел одного из офицеров "Осляби" и спросил его: что собственно, какая пробоина погубила броненосец?

   Он как-то нелепо махнул рукой и голосом, полным обиды, заговорил прерывисто:

   -- Что -- как... вспомнить горько! Нет счастья! Одни неудачи!.. Ну, да! -- кто ж спорит? Хорошо стреляют... Но разве это прицел? Разве это умение? Счастье! Удача! Чертова удача! Три снаряда один за другим почти в одно место! Понимаете? Все в то же место! Все в ватерлинию под носовой башней!.. Не пробоина, а ворота! Тройка проедет!.. Чуть накренились -- стала подводной... Такой водопад... разумеется, переборки не выдержали!.. Никакой черт бы не выдержал!.. -- истерично выкрикнул он и вдруг, закрыв лицо руками, беспомощно опустился на палубу...

   Около 7 ч. вечера на курсе наших главных сил появились неприятельские миноносцы. Крейсера открыли по ним энергичный огонь, и они поспешно удалились.

   "Не набросали бы мин на дороге", -- думал я, ворочаясь на своем ящике и тщетно пытаясь устроиться поудобнее...

   -- "Бородино"! Смотрите, "Бородино"! -- вдруг раздались кругом тревожные восклицания.

   Я, как мог быстро, поднялся на руках, но на месте "Бородина" увидел только высокие взметы белой пены...

   Было 7 ч. 10 мин. вечера.

   Неприятельская эскадра, круто повернув вправо, уходила к востоку, а на смену ее надвигалась туча миноносцев. Они охватывали нас полукольцом -- с севера, востока и юга... Готовясь принять атаку с кормы, крейсера (и мы за ними) постепенно склонялись влево и, наконец, пошли почти прямо на запад -- на зарю (компаса вблизи не было).

   В 7 ч. 40 мин. вечера я видел еще наши броненосцы, которые шли сзади нас в беспорядочном строе, отстреливаясь от наседавших миноносцев...

   Это была моя последняя запись.

   Мне становилось все хуже. От потери крови и начинавшегося воспаления в не перевязанных, загрязнившихся ранах чувствовалась сильная слабость, озноб, головокружение... Я спустился вниз искать помощи.

* * *

   Но "Суворов"?

   Вот как описывает японец последние его минуты:

   "В сумерках, в то время, как наши крейсера гнали неприятельские к северу, они увидели "Суворов", одиноко стоящий вдали от места боя, с сильным креном, окутанный огнем и дымом. Бывший при наших крейсерах отряд миноносцев капитан-лейтенанта Фудзимото тотчас же пошел на него в атаку.