Расплата. Трилогия

   Сегодня, с утра -- туман, как молоко. Кое-кто заезжал на транспорт. Рассказывали о недавних событиях. Старательно оценивая и сравнивая между собой эти повествования, я пришел к заключению, что, собственно, "бунта" в первые дни погрома и пожаров не было, а был лишь пьяный разгул, который растерявшееся и плохо осведомленное начальство не сумело прекратить вовремя, дало ему разрастись до лозунгов: "Море по колено" и "Пропадай, моя телега, все четыре колеса!.." Чего-то ждали, чего-то опасались. Выслали войска для охраны казенных зданий и учреждений, но со строгим наказом: "Только охранять". Вот картина с натуры. Стоит полурота и охраняет дом военного губернатора. На улице -- толпа так называемого "портового сброда". Напротив -- двухэтажный дом, в нижнем этаже которого -- гастрономический магазин и винный погреб, а в верхнем -- ресторан и кондитерская. Толпа бурлит, но, видимо, не решается предпринять что-либо. Всякое движение в сторону губернаторского дома само собой падает, даже не добегает до серой стены людей, у которых в сумках боевые патроны. А в другую сторону -- как будто вовсе свободно... Впрочем, может быть... Чего им? они сами казенные! А если попробовать? -- Тяжелый булыжник летит в зеркальное окно магазина, и в тот же момент вся толпа кидается врассыпную... но серая стена стоит, не шелохнется, только смущенно переговариваются между собой офицеры, и куда-то (верно, к телефону) бегают рассыльные... Рассеявшаяся толпа вновь собирается. Она еще не верит, что "можно". Второе окно разбито -- тоже никакой помехи. Еще и еще... "Вали, ребята!" Восторг разрушения овладевает массой. Бьют стекла, режутся об них, ломясь в окна, хотя давно уже выломаны двери и входы открыты... грабят... не столько грабят, сколько уничтожают... Откуда-то повалил дым, блеснули языки пламени... Еще неудержимее становится напор "снаружи" тех, кто еще не успел "дорваться" и боится, как бы не опоздать... Два течения сталкиваются; происходит свалка; есть уже изувеченные, обгоревшие... А серая стена все стоит, не шелохнется... Пьяные (не столько от вина, сколько от атмосферы безудержного грабежа) плотнее и плотнее придвигаются к этой стене... Бутылки, вытащенные из погребов, дорогие закуски -- дружелюбно суются в молчаливые ряды, и правильность их нарушается... Вот один, вот другой, словно нечаянно, увлекаются бушующей толпой... Грозная сила тает, колеблется... Но тщетно офицер просит (по телефону) разрешения: либо прекратить безобразие, либо увести своих людей, от которых скоро останется ничтожная горсть. Ему приказывают... "в-точности следовать полученным инструкциям"... Так мне рассказывали. Сам я этого не видел. Рассказывали даже, что на Алеутской улице один подпоручик со взводом солдат не допустил грабежа, превысив полномочия, и его тотчас же убрали с поста, чуть ли не под арест... К вечеру город горел во многих местах, а пьяная толпа, с которой смешалась масса солдат и матросов, жгла и громила часто стихийно, потому что "разошлась рука"... Местные жители (из числа не поддавшихся панике) категорически утверждали, что, конечно, не какие-то несколько сот казаков, вступив в город на третий день беспорядков, водворили спокойствие, а просто -- сами опомнились: первый день -- перепились, на второй -- опохмелялись остатками, а потом -- проспались. Настоящее "брожение" в гарнизоне проявилось позже, именно при воспоминании о том, как можно "погулять", как можно "прижать начальство". Именно на этой почве и могли затеять свой нелепый, но "настоящий" бунт артурцы, вернувшиеся из плена достаточно распропагандированными. Если первая вспышка во Владивостоке была не случайной, но возникла под чьим-нибудь руководством, то руководителям нельзя отказать в патенте на... несообразительность. Им следовало бы обождать прибытия из Японии "Ярославля", "Воронежа", "Киева" и "Тамбова" с несколькими тысячами людей, искренне веровавших в возможность создания Уссурийской республики".

   "15 ноября. -- Ездил на берег: необходимо закупить что-нибудь теплое на дорогу. Странное зрелище: пожарища, разгромленные магазины, но город полон жизни. Общее впечатление такое, словно не хотят замечать следов недавнего... дебоша. И впрямь -- очень уж было глупо: есть чего стыдиться".

   "16 ноября. -- Дует холодный NW (по здешнему -- Суй-фун), а на сердце -- потеплело. Здесь, во Владивостоке, много артурцев, которые избежали плена, прорвавшись (перед сдачей крепости) в Чифу. Здешние -- сами себе ждали артурской участи, если война затянется. Отношение к нам совсем не то, что со стороны Д. и его свиты. Прямо не говорят (неловко было бы), но чувствуется по их радушию, по сдержанному участию, с которым расспрашивают о пережитом... Особенно я понял и оценил это настроение, когда один старый приятель, товарищ по выпуску, едва не сокрушив меня в своих объятиях (ему еще в морском училище говорили: "Серега! не доказывай своих чувств!"), заявил: "Что, брат, нарвался?.. Занесло в Сайгон -- и сидел бы! Попёр-таки! Да, что говорить, я бы, может, таким же дураком оказался, как ты!.."