Расплата. Трилогия

   В составе эшелона оказалось несколько музыкантов, сорганизовавшихся в оркестр (конечно, не Бог весть какой). Этот оркестр в первые дни принял за обычай разыгрывать свои марши, польки, вальсы и галопы под окнами капитанской рубки в то время, как там завтракали. Адмирал благодарил их за доброхотный труд и приказывал (за свой личный счет) выставлять угощение. Артисты принимали не без гордости, как должное. Неожиданно возникла агитация: музыкантов упрекали, что они "рады подачке", что их "холопское" прислужничество -- измена "свободному пролетариату" и т. п. В результате сегодня музыки за завтраком не было, а по окончании его оркестр собрался на носу парохода и в течение двух часов играл "Марсельезу" и "Карманьолу".

   Что-то будет дальше?..

   Невольно вспомнилось, как я спорил с нашим (суворовским) иеромонахом, о. Назарием, доказывая, что на военном корабле нельзя возглашать прошения о "христианской кончине живота нашего безболезненной, непостыдной, мирной", что для людей, идущих на смерть, из всех трех слов надо оставить только одно -- "непостыдной"... А вот теперь -- чего уж постыднее?., если от своих же!.."

   "5 ноября. -- Судовая команда (надежный народ) стоит повахтенно (на две смены). В помощь им организовали свою вахту: два офицера и один матрос ("суворовский": остальные -- кто им в душу влезет?) держат караул около рубки, занимаемой адмиралом. Еще четыре офицера распределены по верхней палубе... Револьверы передают из рук в руки. На пароходе имеются упакованные в ящик 13 винтовок и патроны к ним, да на беду хранятся они в помещении, куда ход через жилой трюм. Попытка достать их может вызвать взрыв. В 3 часа ночи вступил в свою очередь на вахту. Хорошо знакомые места. Капитан держит почти вплотную к островам и скалам, чтобы в случае открытого бунта тотчас выброситься на берег. Правильно. Чтобы показать себя "на высоте", японцы преступников не помилуют, хотя бы и сами были провокаторами. Вступив на вахту, узнал, что около 2 ч. ночи в первом кормовом трюме состоялся митинг. Около 3 ч. ночи начали расходиться. Отдельные кучки бродили на палубе. Видимо, заметили, что на полуюте, спардеке и полубаке -- нечто вроде караула. Как будто смутились, стали прятаться. (Очевидно, не подозревают, что мы почти безоружны.)

   Около 6 ч. утра пришли в Нагасаки. -- Приехал командир "Богатыря". Рассказал мало хорошего. Во Владивостоке -- бессмысленный, пьяный бунт. Тут же, на рейде -- "Монголия" и какой-то норвежский пароход, доставившие беглецов, спасающихся от пугачевщины...

   Судовая команда сообщает, что на пароходе бережно хранится красное знамя, которому сбитые с толку люди присягали в Хамадере...

   5 ч. вечера. -- Положение все обостряется. Утром старший механик, пользуясь стоянкой, хотел послать на завод для исправления поршень так называемой "санитарной" помпы (помпа для прокачивания резервуаров необходимых удобств). Ему этого не позволили раньше, чем не осмотрит и не даст своего заключения "распорядительный комитет". Опасались, не отсылает ли он на завод такую часть машины, без которой нельзя будет выйти в море. Посмотрели и разрешили. В составе эшелона имеется 30 казаков (кажется, Забайкальского войска), взятых вместе с их офицером С.-М. От них он получил предупреждение, что сегодня на сходке (в 12 ч. дня) решено: если завтра до вечера не выйдем из Нагасаки, то выбросить за борт обоих адмиралов и всех, кто заодно с ними, овладеть пароходом, а дальше -- видно будет...

   Только что предъявлено и прямое требование, через "исполнительный комитет": "Завтра же идти во Владивосток! Не то -- пойдут сами!"

   Казаки не решаются выступать с открытым протестом. Говорят, что их слишком мало. Курьезное предложение со стороны шести осетин (из дагестанской бригады): просят купить им японские кинжалы и обещают "много народу башка рез-бить и кишки пускать, раньше чем адмирал кончал". -- Стоит ли? Велико ли подкрепление -- шесть человек -- против толпы в 2 1/2 тысячи, из которой (по сведениям тех же казаков) около сотни с револьверами, а добрая половина вооружена охотничьими ножами?