Расплата. Трилогия

   Хотя все пассажирские каюты битком набиты, пришлось принять еще одного пассажира -- генерал-майора С. Приехал -- и прямо к адмиралу: "Ради Бога, возьмите с собой, а то при даниловской комиссии не знаю, когда дождусь очереди!" -- Адмирал ответил, что он здесь не хозяин, но так как командир уступил ему свою каюту, в которой, кроме койки, есть еще и диван, то он просит располагать им. До такого самопожертвования его, однако же, не допустили. Капитану пришла блестящая идея: он предложил мне переселиться в ординарную каюту, при обычных рейсах занимаемую горничной, а на мое место в двойной каюте водворить генерала. Я с радостью согласился. Правда, вместо шикарной кровати в моем новом обиталище была узенькая и очень короткая койка (должно быть, в "Д. Ф." горничных выбирают исключительно малорослых), а в самой каюте с трудом можно было повернуться, но зато я был один. Огромное преимущество. Рана на левой ноге вскрылась и гноится. Пароходный доктор осмотрел и решил, что там есть что-нибудь лишнее -- либо мелкий осколок снаряда, либо кусочек кости, которых недосмотрели. Резать теперь, в путевой обстановке, не советовал. Рекомендовал не утруждать, по два раза в день менять перевязку, "авось довезете до Петербурга, а там это -- плевое дело". -- Я, разумеется, согласился -- уж очень было бы обидно с русского парохода снова отправиться в японский госпиталь".

   "2 ноября. -- Сегодня садились последние эшелоны команды и прибыли последние пассажиры -- контр-адмирал Вирен со своим флаг-офицером.

   В 3 ч. 30 мин. дня приехавший из Киото православный священник Симеон Мия (японец) служил напутственный молебен.

   Приезжали проститься Martini (французский морской агент), французский консул в Кобэ и (даже!) генерал Д. со своим адъютантом.

   Адмирал выглядит бодро, хотя от неудобств и неприятностей (за последнее время в Киото) сильно осунулся. Кожа да кости. Доктор говорит, что это -- пустяки. Нервы железные. Ими так держится, что всех нас переживёт. Только бы они не сдали. Я с ним согласен. Если в Петербурге пустят к делу -- оживёт и нарастит мяса. Сдадут в архив -- не выдержит".

Глава X 

На "Воронеже". -- Первые признаки брожения в эшелоне. -- Вместо Владивостока -- в Нагасаки. -- Пропаганда среди военнопленных. -- Беспорядки на пароходе. -- Быстрое успокоение. -- На "Якуте". -В виду родных берегов

   Третьего ноября. -- В поход собирались еще вчера вечером, но задержались из-за перепутавшихся якорных канатов. Ждал, ждал -- не дождался, когда распутают, и пошел спать. Плохая примета. В 2 ч. 15 мин. по полуночи проснулся от шума винтов, выглянул в иллюминатор: разворачиваемся. В 2 ч. 20 мин. дали ход вперед, легли на курс. Дай Бог, в добрый час! Погода -- тихо; яркая луна; слабая облачность.

   Вечером. -- Идем хорошо. Днем дул довольно свежий N0. Было холодновато. Теперь стихло и потеплело. Едим и спим, как давно уже не приходилось.

   Во время ужина среди эшелона -- шум по поводу недоброкачественной пищи. Кто-то, взобравшись на крышку фор-люка, держал зажигательную речь. Тема: "господа" только и делают, что обворовывают мужика, пот и кровь которого ценятся дешевле... (опускаю выражения, неудобные в печати). С истинным удовлетворением считаю долгом отметить, что капитан "Воронежа" оказался на высоте положения. Прямо пошел в толпу, просил не кричать всех разом, а сказать толком, в чем дело. Говорят: -- Каша затхлая! -- Но ведь принимали ее ваши же, выборные артельщики? Чего ж они не смотрели? -- Пока не сварена, сырую-то не унюхаешь! -- Ну, если уж артельщики не могли унюхать, так я-то как же бы догадался? Вареную пробовал и вижу, что затхлая, не годится. Сварим новый ужин. А зачем же скандал устраивать? На мне еще меньше ответа, чем на артельщиках. -- Дальше следовали пояснения, глубоко убедительные для нижних чинов, но малопонятные для читателей, незнакомых с морским жаргоном.

   "Так! Правильно! Вот так загнул!" -- слышались кругом одобрительные восклицания.

   На первый раз -- сорвалось. Спокойствие восстановилось. Надолго ли?..