-- Не знаю точно... "Ретвизан" -- в носовой части, "Цесаревич" -- корма, чуть ли не винты... И для них дока нет! Понимаете, дока нет!.. "Паллада" -- пустяки -- дыра большая, но в доке починят... Ай-ай-ай! Как можно? Как можно? Говорят: приказано -- экономия... Ну, пусть экономия, но зачем отвечать -- "так точно, все обстоит благополучно"... Теперь, наверно, будут строить! И денег не пожалеют!.. Поздно!.. Ах!.. Наша эскадра!..
-- Снявши голову, по волосам не плачут. Нечего горевать задним числом, -- угрюмо промолвил старый путеец. -- Как-нибудь надо выкручиваться. Что-нибудь делать будем...
-- Умирать будем! -- звенящим, нервным голосом крикнул с соседнего стола молодой артиллерийский подпоручик...
-- Это наша специальность... Жаль только, если без толку... -- мрачно отозвался тут же сидевший пожилой капитан...
-- Но дальше? дальше?
-- Что ж дальше? -- 27-го пришли, постреляли 40 минут и ушли. Как было дело, право, не знаю. Нарочно стреляли по городу или перелеты -- не спрашивал... Просто -- бежали все, кто мог... Говорили, если бы крепость была готова к бою, им бы здорово попало, но только у нас...
Рассказчик вдруг замолчал, боязливо оглянувшись, и ни за что не хотел доканчивать начатой фразы.
-- Приедете в Артур -- сами узнаете. У вас ведь там знакомые... -- скороговоркой шепнул он мне на ухо.
Гнетущее впечатление общей паники, по своей внезапности ошеломившее нас в Харбине, постепенно проходило по мере движения экспресса на юг. На станциях наблюдалось необычное оживление, скажу даже, суета, но суета деловая, без признаков растерянности.
Настроение, господствовавшее на линии, какими-то неуловимыми путями сообщалось и населению поезда. Полковник словно помолодел на 20 лет, забыл про свои недуги и явно пренебрегал не только погодой, но даже и фенацетином. Начальник поезда яростно доказывал всем и каждому (хотя никто с ним не спорил), что никакое начальство не имеет права не пустить его в строй, в одну из батарей отдельного восточно-сибирского дивизиона, где он был вольноопределяющимся, что для комендантства над воинскими поездами найдется довольно народу, но он, прапорщик запаса, должен быть на своем месте...
-- Наши, наверно, пойдут в первую голову! -- восклицал он. -- Наши не выдадут! -- И он, видимо, даже жалел нас, незнакомых с "его" батареей.
-- Первый блин комом -- велика важность! -- басил путеец. -- Скажем так: насыпали! А дальше? Ведь за нами -- Россия! -- И, пародируя манифест отечественной войны, он возглашал: -- Отступим за Байкал! Оденемся в звериные шкуры! Будем питаться монгольскими лепешками, но не положим оружия, доколе ни одного вооруженного неприятеля не останется не только в пределах нашей территории, но даже и на материке Азии!
30 января, после полудня, миновали Дашичао. Короткая остановка. Суматоха на станции. Какие-то артиллеристы забегают в вагон-столовую, наскоро глотают, что попало под руку, и с полным ртом бросают отрывочные фразы:
-- Везли на Ляоян, оттуда -- к Ялу. Известие -- появились у Инкоу. Высадка. Повернули на ветку. Охранники не стали ждать поезда. Ушли грунтовой -- у них конная батарея. Две сотни -- тоже. С нами -- рота стрелков.
И никто не спрашивал, что в силах сделать эти две батареи, две сотни и одна рота, если японцы действительно высаживаются в Инкоу... Ясно было, что сделают все, что могут. И этого было довольно...
Ночь. Гай-Чжоу. Тревога. Здесь железнодорожный путь проходит от берега моря всего в 5 милях. С берега сообщают, что в море видно много огней. С одного из ближних постов донесли о появлении каких-то банд. Туда выступила полусотня -- охрана станции. Слышали перестрелку. Хунхузы или японцы? Удобное место испортить путь. Телеграфировали по линии. С часу на час ждут прибытия 9-го полка...
-- Нас все-таки больше 20 человек, и все вооруженные! -- вмешивается в разговор сын начальника станции, юноша, лет 14, с винчестером в руках. -- В блокгаузе отсидимся, выдержим час-другой, а там -- подойдут стрелки!..
-- Какой задор! Какая уверенность! Какое бодрое, хорошее впечатление оставляли в душе все эти встречи, все эти мимолетные разговоры...
Наутро Квантун встретил нас жестокой снежной пургой.
На станции Нангалин Г. нас покинул, надеясь каким-нибудь случайным поездом скорее добраться до Порт-Артура, мы же, пассажиры экспресса, связанные багажом, должны были проехаться в Дальний и уже оттуда проследовать к месту назначения. Это оказалось не так просто. Ввиду внезапно наступившей войны расписание было отменено. Удовлетворялись в первую очередь насущные потребности крепости и гарнизона. В Дальний мы прибыли строго по расписанию, но здесь вместо 15 минут оставались более 4 часов. Извозчиков не было. Жестокая пурга исключала всякую возможность передвигаться пешком, да к тому же с минуты на минуту ждали разрешения идти в Порт-Артур. Наш спутник, рослый и бравый путеец, тотчас по прибытии куда-то исчез -- очевидно, к сослуживцам за новостями. Полковник Л. и я сидели в пустом вагоне, обмениваясь отрывочными замечаниями, главной, и даже единственной, темой которых была досадная задержка.