Расплата. Трилогия

   -- Постойте! -- говорил он. -- У меня есть подозрение! Может быть, они боятся позволить вам войти в док потому, что тогда придется пускать в него и японцев, а наш док как раз в центре депо нашего подводного флота!.. Но тогда пусть ответят! что-нибудь ответят! Мы вас починим без дока! Конечно, не здесь, на этом ужасном течении, тут невозможно, но вы можете уйти куда-нибудь в тихую бухту, в Камранх, в Порт Дайотт... Кессон, как в Артуре... вас нечего учить... Материалы, мастеровые -- всё будет! Да, чёрт меня побери, я сам приеду в качестве развлекающегося иностранца! Сделаем крепче старого!.. Ответ! Ответ! Добудьте ответ!..

   Как и откуда мог я добыть ему этот ответ?.. Не я один, все мы бродили, как потерянные, в ожидании этого ответа, решавшего нашу участь...

   Через сношения с нашими агентами и консулами в разных портах были уже зафрахтованы пароходы, готовые по условной телеграмме выйти в море и доставить нам уголь на указанное рандеву... Надо было только получить из Петербурга хоть какой-нибудь ответ, какое-нибудь определенное приказание... хотя бы сообщение, что в док не пустят, -- делайте, что можете. -- Мы бы управились!.. (Конечно, при содействии добрых друзей, но ведь они в этом не отказывали!)

   Наконец ответ пришел... Такой ответ, какого не ждали не только мы, но даже и местные французы...

   За этот проклятый день в моем дневнике записано только:

   "22 августа. -- Все кончено. -- Сегодня в 11 ч. утра получена телеграмма -- разоружаться".

   Текст телеграммы не внесен в мою записную книжку, но я не только его помню, я, как сейчас, вижу перед собой этот лоскуток бумаги... "Она" была даже не шифрованная... "Она" гласила:

   "Генерал-адмирал приказал крейсеру кончить кампанию, спустить флаг и разоружиться по указанию французских властей. Авелан".

   Что тут было! -- почти бунт...

   -- Не позволим спускать флага! -- Не допустим разоружения! В море! В море! -- кричали в кают-компании...

   Остановить этот порыв не было возможности. Дав накричаться и отвести душу, я попросил слова.

   -- Господа! Судьба крейсера решена. Никакие наши протесты не могут отменить приказания, отданного именем генерал-адмирала...

   Глухой ропот прервал мою речь...

   -- Позвольте кончить! Крейсеру приказано разоружиться, но это будет выполнено официально еще через несколько дней, а между тем командиру довольно и получаса, чтобы всех нас списать с крейсера за нарушение дисциплины и критику распоряжений высшего начальства в военное время. Он имеет на это полное право, пока корабль под флагом, и не обязан в своих действиях давать отчета французскому правительству...А раз списан -- на все четыре стороны!.. Например -- на вторую эскадру...

   Командир вполне сочувственно отнесся к моей идее, но, конечно, не согласился отпустить всех желающих, так как нельзя же было оставить крейсер вовсе без офицеров. Я получил разрешение не в счет, а прочие -- метали жребий. Судьба решила, что из состава кают-компании уезжали: старший офицер, один лейтенант, три мичмана и два механика; оставались -- два лейтенанта (один -- за старшего офицера), два мичмана и два механика; доктор и священник не шли в счет -- они все равно не могли уехать.

   В то же время я телеграфировал адмиралу Рожественскому:

   "Крейсер разоружается. В память старой службы прошу разрешения нам прибыть на вторую эскадру. Невыносимо сидеть сложа руки, когда другие дерутся".

   Ответ получился благоприятный.

   Вскоре же в отелях Сайгона появилась партия etrangers de disrtaction, ожидавших ближайшей оказии, чтобы отбыть в Европу.

   "Диана" официально разоружилась, и командир ее вручил генерал-губернатору список офицеров и команды, находящихся на крейсере, удостоверяя, что они не примут более участия в военных действиях. Такое удостоверение (все равно, что сдача на "честное слово") освобождало французские власти от обязанности наблюдать за "интернированными", дабы воспрепятствовать их побегу.

   Конечно, нас в этом списке не было.

   31 августа отбыла первая партия (трое) знатных иностранцев на товаропассажирском пароходе (Этим не посчастливилось -- они опоздали на вторую эскадру.), а 2 сентября на пароходе "Polynesien" общества Messageries Maritimes выехали из Сайгона господа Bernard Christian, ecrivian (писатель) (начальные буквы были подогнаны на всякий случай к меткам на белье. -- В.С.), инженер Friedrich Shoeshling и два техника, служившие в Дальнем, -- Мейер и Шульц. Эти последние путешествовали даже во втором классе, чтобы не возбудить подозрения основательным знанием одного только русского языка.

Вл. Семёнов.

Часть вторая

Поход Второй эскадры

I