Расплата. Трилогия

   Пользуясь штилем и полным отсутствием каких-либо подозрительных дымков по горизонту, остановили машины и послали опытных водолазов обследовать нашу пробоину, в смутной надежде -- не удастся ли заделать ее снаружи, так как подкрепление изнутри, по-видимому, было недостаточным. По выяснении истинных размеров повреждения эту надежду пришлось оставить. Оказалось, что не только нельзя прикрыть пробоину деревянным, обшитым подушками, щитом, притянутым к борту болтами на задрайках (для этого она была слишком велика), но даже и пластыря подвести невозможно, так как пробоина задней своей частью приходилась над кронштейном правого гребного винта. На ходу, лопни какой-нибудь конец (веревка), удерживающий пластырь на месте, сдвинься он хоть немного (а за это никогда нельзя поручиться), -- и наши винты были бы запутаны...

   "Грозовой" вернулся около 1 часу дня. Сообщил, что "Новик" в бою не поврежден, идет к Кьяо-Чау пополнить запасы угля и затем -- во Владивосток, кругом Японии.

   К сожалению, непосредственных сношений с "Новиком" мы не имели. Может быть, командиры столковались бы.

   "Наш" не одобрил.

   -- Я бы с его скоростью пробовал проскочить Корейским проливом. "Там" -- наверно накроют...(Это предсказание, к сожалению, оправдалось.)1 -- ворчал он.

   "Грозовому" было приказано идти к "Новику" и поступить в его распоряжение.

   "Диана" пошла на юг.

   Известие о решении, принятом "Новиком", меня взволновало. Рассудок говорил одно, а сердце -- другое. Я не мог не признавать всей очевидной справедливости доводов, высказанных командиром; я понимал также, что нельзя сравнивать подбитую "Диану", с ее 17 узлами, и "Новик", совершенно исправный, по скорости не имевший себе равного в японском флоте... И все-таки глубоко, на дне души, шевелилась досадная, дразнящая мысль -- "он пойдет, а мы не пойдем..."

   Видимо, этот разлад переживал не я один... Около 3 ч. дня, когда, усталый и чем-то недовольный, я сидел в кают-компании, машинально прихлебывая из стакана горячий, но совершенно безвкусный чай (секрет изготовления этого напитка принадлежит вестовым), ко мне подсел первый лейтенант и заговорил на тему, которая самого меня так глубоко затрагивала...

   Вы сами -- скажите прямо, по-товарищески, -- что вы думаете?.. Прекращение паров в 14 котлах -- в этом вся суть... Еще не поздно приступить к выполнению нашего первоначального плана... Если рискнуть?.. Скажите по правде!..

   Вы знаете, какой я враг этого нашего лозунга "беречь и не рисковать"... Будь, что будет -- я бы рискнул!..

   Ну вот! ну вот! -- весь просиял мой собеседник...

   Командир решил иначе. Что же мы с вами можем сделать?., двое...

   Нет, нет! И мы тоже! -- заговорили вдруг несколько человек, видимо, издали выжидавшие результата переговоров и теперь подошедшие к нам.

   Я оглянулся и подсчитал. Пять человек (я -- шестой). Ровно половина кают-компании... Не говоря ни слова, взял фуражку и пошел к командиру уже не в качестве старшего офицера, а в качестве уполномоченного.

   Начал с разговора "по душе". "Новик" -- пошел; "Диана" -- не пошла. Вопрос самолюбия, доброго имени крейсера. Конечно -- риск. Даже -- отчаянный риск. Но если удастся?.. Когда еще разберут: как и почему? а в первый момент скажут: "Удрали"... Обидно... Лучше -- пусть раскатают...

   Командир, досадливо подергивая плечами и пощипывая бородку, отвечал тоже в тоне дружественной беседы. Повторил то, что уже было им сказано, указал на разницу в положении "Новика" и "Дианы" и так закончил:

   -- Послушайте! Когда вчера вы мне советовали избрать путь прорыва именно через тучу миноносцев и при этом не светить и не стрелять даже в случае явной атаки, -- я согласился. Это было смело, почти дико, но целесообразно. Рискуя так, надеялись спасти крейсер... А теперь вы предлагаете явно губить крейсер без пользы для России, без надежды нанести вред неприятелю... Ведь починившись, сделавшись правоспособным кораблем, стоя в порту союзной державы, мы можем заказать себе угольщика (и не одного, а сколько пожелаем) на какие угодно рандеву... можем пойти во Владивосток -- это мое намерение -- или, если прикажут из Петербурга, заняться самостоятельными крейсерскими операциями... И что ж? -- отмахнуться от всех этих предположений? вести крейсер под расстрел? -- Ради чего? ради личного расчета? из боязни "что скажут"?.. Нет и нет! Я принял мое решение, и оно -- неизменно.

   Странное дело. По существу я не мог возразить ему ни одного слова, но чем больше он говорил, тем упрямее твердил я: "А все-таки "он" пошел... Почему не рискнуть... Все-таки есть шанс..." -- Наконец я выдвинул свою "тяжелую артиллерию":

   Я высказываю вам не свое, единоличное, мнение, а решение большинства офицеров, которые...

   Я не созывал военного совета и не поручал вам собирать голоса. Мои приказания должны быть в точности исполняемы. Надеюсь?.. -- резко прервал меня командир и, круто повернувшись, ушел в рубку...

   Наш поход в Сайгон в военном отношении не представляет интереса, а потому не буду говорить о нем подробно.