Расплата. Трилогия

   Опять на крейсере воцарилось глубокое безмолвие, изредка прерываемое восклицаниями сигнальщиков и "глазастых": "Справа, на крамболе!" -- "Слева, по траверзу" и соответственными командами капитана: "Право на борт!" -- "Лево руля!.."

   От S пошла зыбь, на которой крейсер давал размахи 5--7R на сторону. Для миноносцев она должна была быть еще более чувствительной и, конечно, не способствовала меткости их стрельбы минами.

   Около 10 часов один (по-видимому, из "истребителей"), идя контр-галсом, выпустил мину в нашу правую скулу с дистанции не более 1 1/2 кабельтовых. Мы не только видели вспышку выстрела из минного аппарата, но даже слышали характерный звук, сопровождающий минный выстрел, словно чихнул какой-то большой зверь...

   -- Хорошо идет... -- проговорил старший минер, склонившийся над поручнем мостика и привычным глазом наблюдавший за пенистым следом, сопровождавшим путь мины...

   Несколько мгновений напряженного ожидания...

   -- И этот промазал!.. -- почти с состраданием к неудаче товарища по оружию восклицает минер.

   Общий вздох облегчения...

   -- Плохо мы себя показали перед артиллеристами!.. -- смеется командир (сам минер I разряда).

   В 10 час. 15 мин. вечера -- последняя встреча. Чуть не столкнулись с миноносцем, мчавшимся полным ходом прямо с носа. Едва разошлись, почти вплотную. Очевидно, он принял нас за своего, потому что сделал какой-то опознавательный сигнал и исчез во мраке...

   В 11 ч. вечера открыли северный Шантуагский маяк. Через полчаса по нему определили свое место на карте и взяли курс SW 23R -- в южную, наиболее пустынную часть Желтого моря, согласно нашему плану. Навстречу попадались только китайские джонки, да и то изредка. Явно было, что мы уже вышли из сферы действий враждующих сторон. Можно было и отдохнуть. На всякий случай, однако же, отдыхали на две смены, да и то не отходя от своих мест.

   Многие авторы боевых очерков и воспоминаний описывают то состояние высокого нервного возбуждения, которое еще долго по окончании сражения владеет людьми, принимавшими в нем участие. Существует немало рассказов о том, как тревожно они спят, как галлюцинируют, как легко поддаются всякому внешнему импульсу. Мне не приходилось наблюдать таких явлений. Факты, которые мною записаны (тогда же), скорее свидетельствуют о притуплении, о понижении нервной чувствительности после боя.

   В ночь на 29 июля я видел, как люди, только что исправно исполнявшие обязанности службы, даже не казавшиеся чрезмерно утомленными, -- обстоятельно сдав вахту, спешно приискивали себе укромный уголок поблизости к своему месту "по тревоге" и тотчас же засыпали крепким глубоким сном (По отношению ко мне могу заверить, что за все время пребывания на театре военных действий, т. е. и на первой, и на второй эскадрах, -- никогда, ни при каких обстоятельствах не видел боевых снов. Единственный раз, да и то в совершенно мирной обстановке -- по пути из Сайгона в Либаву, при ночевке на станции Вержболово мне приснились лазарет "Дианы", выпучивающаяся палуба, на которой мы работаем... и я с криком "Подпоры! Давайте подпоры!" сорвался с постели, немало переполошив своего спутника).

   Что касается офицеров, то один из них имел случай проявить такую "бесчувственность", что французы, посещавшие крейсер в Сайгоне, смотрели на него как на достопримечательность.

   Согласно моему приказанию, отданному еще до боя, задний мостик "Дианы" был назначен местом, куда сносили всех убитых. Здесь их, в ожидании погребения, складывали рядышком на брезенте, прикрывали другим брезентом, а сверху -- флагом.

   Командир кормового плутонга, получив разрешение -- "отдыхать, не уходя от своей части", -- нашел это место самым для себя подходящим. К тому же на огромном брезенте лежало в то время всего 7 человек, и, сложив в несколько рядов конец брезента, оставшийся свободным, можно было устроить даже нечто вроде матраца. Такое удобство! -- Прямо находка!..

   Около 3 ч. ночи скончался один из тяжело раненных. Привычные к своему делу санитары принесли труп на задний мостик и хотели положить рядом с другими, когда частью увидели, частью нащупали во мраке офицерскую тужурку. Решили, что неловко класть офицеров вперемешку с нижними чинами, -- надо начальство отодвинуть к флангу. Однако едва лишь они ухватили его за плечи и за ноги, как мнимый покойник, энергично отмахнувшись, быстро приподнялся и сел на своем месте.

   Что такое? Тревога?

   Никак нет...

   Так что ж вы, анафемы, ко мне лезете? Спать не даете, черти полосатые!..

   Те сначала было шарахнулись (думали -- наваждение), но, услыхав, как начальство бранится, поняли, что "оно" совсем живое.

   Так что место надо очистить, ваше высокоблагородие... нового принесли -- сейчас кончился...

   А... ну, это другое дело... так бы и сказали... -- проговорил мичман, отодвинулся, раскинул брезент пошире, присмотрел, чтобы "нового" положили как следует -- на спину, со скрещенными на груди руками, -- а затем... примостился поудобнее и опять заснул под боком у своего молчаливого соседа...