Слева от меня раздается громкий металлический звук, который меня пугает.
Должно быть, пожарные уже здесь, работают над тем, как нас вытащить. Я оглядываюсь на него и вижу, что он так и не отвел взгляд, его напряженный взгляд по-прежнему прикован к моему лицу.
― Мы заперты в металлическом ящике, полностью изолированы от остального мира. Я только что рассказала тебе, возможно, свой самый глубокий, самый темный секрет. В этом лифте нет никаких последствий, никаких суждений, только правда. ― говорю я ему. ― Так что оставь свой секрет здесь, со мной.
Он рассматривает меня секунду, эти бездонные темно-синие глаза пронзают меня насквозь. Я смотрю, как он изучает каждый сантиметр моего лица, как бы запоминая его.
― Хорошо.
От предвкушения у меня сводит желудок, и я киваю.
― Полагаю, Беллами рассказал тебе, что я пожертвовал деньги на ремонт библиотеки и открытие ее заново в честь моих родителей, верно?
― Да.
Именно там Беллами проводит свое наказание, сортируя и складывая книги в преддверии торжественного открытия.
― Я еще не смог туда войти.
Это, безусловно, удивительно. Ремонт закончен, и, насколько я понимаю, до торжественного открытия осталось всего пара недель.
У меня сердце болит за него.
Я могу только представить себе, как больно ему было потерять обоих родителей и как тяжело было чтить их память, одновременно учась жить без них.
Это очень тяжелое бремя.
― Как ты думаешь, ты сможешь пойти на открытие?
― Да. Не то чтобы не смогу. Просто никогда не было подходящего времени для этого. ― Он говорит, подсознательно отстукивая ногой по полу бешеный ритм.
Я знаю, что все не так просто. Что это должно быть трудно сделать, хотя на первый взгляд это достаточно безобидная задача.
― Все твои друзья будут там. Я приду. Мы устроим веселую ночь.
Мне лень вставать, я подползаю к нему на коленях и сжимаю его руку.
Он хрипло стонет, когда я сажусь рядом с ним.
― Никогда больше не подползай ко мне вот так.
Я цокаю, звук щелкает у меня во рту.
― Я могу просто хлопать ресницами, и ты станешь твердым, это вряд ли моя вина.
― Осторожно. ― Он предупреждает. ― Всю последнюю неделю я не торопился, не просил, ждал, когда ты будешь готова. Но если ты будешь продолжать провоцировать меня, я прижму тебя к стенке и просто возьму, что хочу.
Я ничего не могу с собой поделать.
Я облизываю губы при этой мысли.
― Конечно, тебе бы этого хотелось, ― говорит он, с желанием глядя на то, как я увлажняю губы. ― Ты так отчаянно хочешь трахнуть меня, что разваливаешься на части каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе. Держу пари, я могу заставить тебя кончить прямо сейчас, просто облизывая, целуя и покусывая твою шею.
Судя по тому, как поднимается температура моего тела при его словах, я думаю, что он мог бы заставить меня кончить, просто рассказывая о том, как он издевается над моей шеей.
Почему в последнее время мне приходится почти насильно заставлять себя думать о нем?
Как будто мысли о нем, о нас вместе, все дальше и дальше от меня.
― Это ты должен быть осторожен, чтобы не влюбиться в меня, раз уж ты так навязчиво меня преследуешь. ― Говорю я ему.
― Этого никогда не случится. ― Прямолинейно отвечает он.
Я бросаю на него обиженный взгляд.
Мне не очень приятно слышать, что он говорит это так непринужденно, как будто влюбиться в меня было бы самым трудным делом на свете.
Я понимаю, что для меня это нелепость, что мои чувства задеты, учитывая, что я одна в отношениях, но это нисколько не смягчает удар.
Я веду себя иррационально, и мне наплевать.
Резко встаю, раздражаясь на него.
Раздражаюсь на себя за то, что позволила этому сюрреалистическому моменту заставить меня ослабить бдительность по отношению к нему.
― Мы здесь! ― кричу я во всю мощь своих легких в сторону грохота, раздающегося по ту сторону дверей лифта.
― Что, черт возьми, с тобой не так?
― Ничего.
― Ты уверена? Потому что ты только что кричала, как банши, на пожарных.
― Я пытаюсь вытащить нас. Ты должен быть счастлив, через несколько мгновений ты будешь далеко от меня и вернешься к людям, которых любишь. ― Говорю я, делая акцент на слове «любишь».
15
Медленная улыбка расплывается по моему лицу, когда приходит понимание.
― Ты расстроилась, потому что я сказал, что влюбленности в тебя никогда не будет?
Гнев наэлектризовывает ее серебряные волосы, делая их сияющими.
― Не думай ни секунды, что меня это волнует. ― Выплюнула она, скрестив руки на груди и пристально глядя на меня. ― Это принцип. Это чертовски грубо так говорить, ты так говоришь, как будто я не заслуживаю симпатии.
― Тайер.
Она поворачивается обратно к двери.
― Мне нужно выбраться отсюда.
― Тайер. ― Я предупреждаю.
― Помогите!
Я игнорирую тепло, которое распространяется в моем животе при мысли о том, что она так расстроена из-за того, что теоретически я люблю ее или нет.
Возможно, я ближе к тому, чтобы расколоть ее, чем я думал.