― Я никогда не был влюблен и не планирую быть влюбленным. ― Говорю я ей, делая одолжение, что не буду дальше выяснять, почему это понятие так ее раздражает.
Это привлекает ее внимание.
Она снова поворачивается ко мне, ее глаза сужаются, когда она рассматривает меня.
― Ты не веришь в любовь? ― Ее сомнительный тон должен был передать, насколько нелепой она считает эту мысль.
― Нет, я верю в нее. Я видел, насколько сильной может быть любовь. ― Я говорю ей, мой тон граничит с напоминанием. ― Но я думаю, что это слабость, уязвимость. Отдать свое сердце тому, кто живет в такой легко разбиваемой оболочке, кого так легко убить и кто ходит в таком опасном мире. Ты отдаешь этому человеку все, а он умирает, и ты остаешься ни с чем. Даже не с тем, кем ты была раньше. ― Отвечаю ей. ― Я прошел через это однажды с моими родителями, и я не хочу проходить через это снова.
Ее рот приоткрывается, а на лице появляется сочувствие, когда она смотрит на меня.
― Я понимаю, почему ты так думаешь, но нельзя всю жизнь избегать любви, потому что боишься ее потерять. Я думаю, что в этом случае будет не меньше боли.
― Я могу жить с такой версией болью. А вот жить без другого человека, которого я люблю, может меня убить.
Я отвожу взгляд, почти смущенный тем, что был так уязвим. Гораздо больше, чем от признания, что я не смог пойти в библиотеку.
― В любом случае, все это лишь гипотетически. Как я уже сказал, я никогда не был влюблен. Даже близко нет.
Она медленно кивает, задумчиво пожевав губами.
― Тогда почему ты сказал это на вечеринке?
Я делаю вид, что думаю и пытаюсь вспомнить, но я точно знаю, о чем она говорит. Когда я высказала ей все, что думаю о мудаке, который ждал ее дома.
― О том, что мой парень ― идиот, раз позволил мне уехать без него? ― спрашиваю я.
Она кивает.
― Потому что тебя не любят
― Понятно.
― Я не могу помочь тебе с этим, но я могу хотя бы трахнуть тебя получше.
Возможно, это были неправильные слова, но я не смог сформулировать их более красноречиво.
Ее позвоночник выпрямляется, каждый позвонок фиксируется в нужном положении, когда она пронзает меня раздраженным взглядом.
― Ты хочешь, чтобы я рассталась со своим парнем, которого люблю… только для того, чтобы я могла трахнуть тебя без всяких обязательств? Я правильно поняла? ― спрашивает она, с губ ее срывается сарказм.
Я рычу на ее непринужденное признание в любви к своему парню.
― Я хочу тебя. Одна мысль о том, что он к тебе прикасается, вызывает у меня желание вырвать ему ногти один за другим, прежде чем я перейду к ногтям на ногах, и, думаю, я ясно дал это понять. ― Отвечаю я, прежде чем продолжить: ― И я знаю, что ты тоже хочешь меня, даже если ты не хочешь этого признать. Поддайся чувствам, с которыми, как я знаю, ты борешься с тех пор, как приехала сюда. Расстанься с ним и позволь мне стать твоей опорой.
В этот момент двери лифта открываются, и внутрь заглядывает пожарный.
―
―
Я оглядываюсь на Тайер, которая стоит безмолвно.
― Давай я тебя подвезу. ― Говорю ей.
Пожарный возвращается, на этот раз с небольшой двухступенчатой лестницей, по которой мы можем выбраться из лифта.
― Хорошо. ― Говорит он, на этот раз по-английски. ― Сначала
Я все еще жду, что она мне ответит.
Она качает головой, избегая моего взгляда.
― Нет, спасибо. Я сама доберусь.
Не глядя на меня, она хватает пожарного за протянутую руку и с ее помощью поднимается по лестнице и выходит из лифта.
Когда я выхожу из лифта и встаю прямо, вытирая пыль с брюк, я оглядываюсь в поисках ее.
Она ушла.
Я растянулся на заднем сиденье лимузина, обессиленный.
Все тренировки плюс стресс от пребывания в лифте выбили из меня все силы.
Вместо того чтобы провести вечер дома, как я надеялся, я должен встретиться с Роугом в Женеве.
Он обхаживает своих ключевых акционеров, пытаясь обеспечить плавную преемственность между его отцом и им, когда это в конце концов произойдет, и мы нужны ему там для какой-то ерунды на коктейль-часе.
Это последнее, чем я хотел бы сейчас заниматься.
Лучше бы я провел вечер, попивая пиво и проигрывая в памяти весь разговор в лифте с Тайер.
Трудно описать то чувство, которое пронзило меня до глубины души, когда я обернулся, ожидая увидеть ее стоящей и в порядке, а вместо этого обнаружил ее дрожащей на полу.
Ее лицо было таким белым, что я подумал, что она вот-вот потеряет сознание. Мое сердце упало в задницу, а руки затряслись, когда я схватился за ее лицо.
Я устало потер глаза и посмотрел в окно, когда мы покидали Обонну. Не думаю, что я сделал хотя бы вдох за эти десять секунд, которые растянулись в моей груди до минут.
Я разберу весь этот лифт на части ― кусок за куском ― за то, что заставил ее пройти через это.
Достав из кармана телефон, я разблокировал его и открыл сообщение Филу Торнтону, директору школы АКК.