Расплата за ложь. Фартовые бабочки

Михаил Черненок

― РАСПЛАТА ЗА ЛОЖЬ ―

1

Воскресное августовское утро выдалось на загляденье ясным и умиротворенно тихим. Белесая пелена тумана, застилавшая с вечера деревенскую улицу, после восхода солнца разом исчезла, оставив на траве обильную росу. Накануне несколько дней кряду прошли грибные дожди, и сельский участковый милиции Александр Двораковский, бреясь у распахнутого окна, подумал, что по случаю выходного надо бы побродить с лукошком за околицей, где в березовом подлеске наверняка появились ядреные груздочки. Осуществить эту задумку помешала запиликавшая трубка мобильного телефона. Участковый, выключив электробритву, ответил на вызов и услышал знакомый голос фермера из соседней деревни Веселая Грива Андрея Монетова:

— Саня, ты можешь ко мне сейчас подъехать?

— Срочно? — уточнил Двораковский.

— Желательно побыстрее.

— Что у тебя случилось?

— Магазин райпо обворовали.

— Чего там воровать? Насколько я знаю, эта коопторговская лавка давно в Веселой Гриве не функционирует. Селянам и твоего магазина за глаза хватает.

— Конкуренция. Понимаешь, чтобы не искушать выпивох, я перед уборочной страдой прекратил продажу алкогольных напитков. Райповские мудрецы воспользовались моментом. Завезли в свой магазин фургон спиртного и вместо ушедшей на пенсию продавщицы тети Дуси прислали из райцентра Клаудию Шиффер…

— Кого?!

— Местные школьники так окрестили Клавку Шиферову.

— Шиферова… Игривая блондинка с параметрами популярной фотомодели?

— Да. Твоя землячка, из Березовки.

— Знаю. Когда заканчивал школу, Клава в шестом классе училась и отчаянно строила голубые глазки старшеклассникам.

— Она и теперь напропалую стреляет озорными глазами.

— В районную милицию не звонил?

— Нет, решил сначала тебе сообщить… — в трубке послышался глубокий вздох. — Тут у меня еще одно чэпэ.

— Какое?

— Рассказывать долго. Короче, Саня, приезжай.

— Ладно, Андрей. Сейчас позавтракаю на скорую руку и оседлаю мотоцикл.

Торопливо перекусив, Двораковский надел летнюю форменную рубаху с погонами старшего лейтенанта милиции и фуражку с эмблемой двуглавого российского орла. На крыльце впопыхах чуть не столкнулся с женой, которая несла в избу подойник парного молока.

— Выходной день, а ты спозаранку в форму нарядился, — удивленно сказала она.

— В Веселой Гриве кража. Надо по горячему следу разобраться.

— Опять двадцать пять! Откуда там воры взялись. Там же, считай, одни пенсионеры живут.

— Халявной наживе все возрасты покорны, — шутливо ответил участковый.

— Вот досада… Хотела сегодня уговорить тебя сходить в лес за груздями.

— Сам, Оленька, такой замысел имел, да… Служба есть служба. Кстати, Оль, ты Клаву Шиферову помнишь?

— Еще бы! В начальных классах за одной партой с ней сидела.

— Как она, на твой взгляд?

— Училась неплохо.

— А вообще?…

— Хвастунья. Точнее сказать, бесшабашная оптимистка.

— Давно ее видела?

— Месяца два назад, когда в райцентр за туфлями ездила. Случайно зашла в роскошное кафе «Русалочка» и ахнула. Клава в белом брючном костюме «Армани», словно артистка, покуривает сигарету за стойкой бара и коктейли готовит. Увидев меня, обрадовалась. Между делом битый час мне рассказывала, кому живется весело, вольготно на Руси.

— Она же после школы, кажется, в Новосибирск уезжала.

— Да, уезжала. Окончила там курсы модных парикмахеров, но по специальности работать не стала.

— Почему?

— Говорит, рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше.

— Не замужем?

— С ее слов, в Новосибирске пару раз выходила неофициально за преуспевающих бизнесменов, да неудачно. Измученные погоней за большими деньгами богачи оказались «недееспособными мужиками». Ты что это, милый, заинтересовался Клавочкой?

— В Веселой Гриве райповский магазин, где она работает продавцом, обворовали.

— Странно… Клава всегда брезгливо морщилась при разговоре о деревенской жизни, хотя родилась и выросла здесь. Какая нелегкая загнала ее в Веселую Гриву?

— Разберусь — отвечу на твой вопрос.

2

От Березовки, где жил участковый, до Веселой Гривы по проселочной дороге было около пяти километров. Основанная переселенцами в годы Столыпинской аграрной реформы деревня по сибирскому обычаю вытянулась одной улицей вдоль высокого берега небольшой запруженной речки. Первым, кого увидел участковый, въезжая на мотоцикле в деревню, был восьмидесятилетний Евлампий Огоньков. Возле почерневшего от времени пятистенного дома с резными оконными наличниками и красной ветеранской звездочкой на тесовых воротах сухощавый жилистый старик, посапывая короткой трубкой-носогрейкой, поправлял седло на понуро стоявшем мерине. Подвернув к нему, участковый заглушил мотоцикл. Поздоровавшись, спросил:

— Куда, Евлампий Сидорович, спозаранку коня седлаешь?

Огоньков вынул изо рта чадящую самосадом трубку:

— Здорово, Сашок. Андрюха Монетов уговорил частное стадо попасти.

— Моложе тебя пастуха не нашлось?

— Пастухом мы вскладчину Кузьму Сумеркина наняли, да у Кузи седни ОРЗ…

— Летом простудился?