Расположение в домах и деревьях

– Одолжение! Одно маленькое одолжение в услугу за то, что я слушал тебя не прерывая и чуть от скуки не умер.

– Одолжение? – переспросил он. – Разумеется, нет. От скуки не умирают.

– Ты боишься? Ну да, ты боишься…

– Чего?! – улыбнулся он, открывая рот с почерневшими корешками зубов. – Мне уже скучно бояться. Но ежели ты настаиваешь, я могу, конечно, снять. Пожалуйста!..

Он снял очки и завертел ими в пальцах, потом положил осторожно на стол, а на меня уставился спокойный, выцветший и такой же, как вода по утрам осенью, глаз. Герцог смотрел с заметным усилием, и я подумал, что если мне и суждено верить во что-то или кому-то, то пускай это будет его глаз.

– Ну вот, ты удовлетворён? – проговорил он, растирая пальцами переносицу. – Вот тебе мой глаз. И что ты в нём прочёл? Ответь.

– Ничего! – бездумно и радостно вырвалось у меня.

– То-то… Отрадно, – произнёс он. – Думаю, что и бессмертие вряд ли что прочтёт в нём, а вечность и подавно. Ха-ха-ха! Как ни любопытны они, но поживиться этой парочке тут нечем.

66

Не успел он закончить и высморкаться по обыкновению в рукав, как от стены отделилась широкая мясистая тень, в которой я без труда узнал Рудольфа. Он несмело шагнул к столу, за которым сидели мы, потихоньку распивая вино, и внезапно бухнулся на колени, воскликнув при этом прерывистым задушенным голосом:

– Ваше Превосходительство! Ваше Величество!

– Рудольф! Ты несносен! – выкрикнул я. – И тебе не стыдно шпионить?

Но он не обращал на меня внимания, он прочно стоял на полу, образуя жирную короткую тень.

– Ваше… – начал он было опять вдохновенно, но тактично умолк.

– Кто это? – изумлённо спросил Герцог. – Что ему нужно?

– Он писатель, – пояснил я, – знаток судеб и повелитель социальных стихий, мифолог и кладбищенский косметолог…

И я вкратце, привстав с места, на ухо Герцогу рассказал Рудольфову повесть.

– Но что ему тут нужно, неизвестно, – закончил я свой рассказ.

– Подымись, подымись, чего карликом придуриваешься, – обратился затем к нему, и Рудольф поднялся на ноги, хотя с места не сошёл, считая, очевидно, что так будет благопристойней, смиренней, почтительней, пикантней. О Рудольф, о рана моей души!

– Нда… – в раздумье произнёс Герцог. – Они всегда были убогие, бедные, шакалы, вот с такими клыками! Говори, чего помалкиваешь? – спросил он сухо Рудольфа, – Говори, говори…

– Я хотел бы узнать, – ответил тот тем же внутренним значительным голосом, каким обыкновенно читают стихи подозрительные поэты, – узнать о…

– Что, милый, что узнать? – расхохотался Герцог. – Узн… уз… хо-хо… узнать-таки!

– Мне нужно знать, – напрягая рельеф жил на шее, повторил Рудольф, но я прервал его.

– Истину, – подсказал. – Ему необходимо знать истину.

– Ах, истину! – всплеснул руками Герцог. – Так ведь это несложно, – Герцог закашлялся.

– Простите, но так получилось, что я как бы… ну, здесь оказался, и невольно слушал вас, и… – Рудольф запнулся, опустив глаза долу. – И нашёл, что…

– Ах, истину! Почемуже вы раньше не сказали, – Герцог напялил очки и устроил их поудобней на переносице. – Я, понимаете ли, вначале не расслышал из-за кашля – аллергия в мои годы мучительна… Истина, выходит так?

– Да, – скромно отозвался Рудольф.

– И чтобы понятней? Как-нибудь на двух пальцах, на примере, так сказать, истории… Да? Хотя, погодите, мы с вами вроде виделись, встречались? Нет?

– Не знаю. Не припоминаю, – в нетерпении проговорил Рудольф.

– Да, да… – прищурился Герцог, разглядывая Рудольфа. – Несомненно, вы. Кто же иной! Звать вас Гриша, на кладбищах промышляли? Там и виделись, – облегчённо вздохнул Герцог. – Конечно, конечно, встречались, пели соловьи, цвели розы.

– Он сочиняет обо мне роман, – вставил я зловеще.

– А что?! Похвально. Знаете, друг мой, писать романы не так легко. Да, не так легко, как думают некоторые. Достойное серьезное занятие. Мужское дело.

– О да! – подхватил благодарно Рудольф. – Но сколько хлопот, волнений!

– А восторги! – продолжил Герцог. – А время урожая, сбора плодов.

– Труд, конечно, как в каменоломнях, – не унимался Рудольф.

– Притом, каждый заслуживает, чтобы о нём было сказано – не забудьте…

– Поразительно, этими словами я хотел начать первую часть!

– Этими словами не следует её начинать. И вторую часть не следует, а паче чаяния, будет третья – и третью тоже не следует. Так уж когда-то было начато… И пейте вино. Подходите, пейте вино, не стесняйтесь, вина вдоволь. Мы, так сказать, старые солдаты богемы и нам не привыкать к новым лицам. Разве я не прав, Юлий?

– Не то слово.

– Пейте, молодой человек, запрокиньте голову, не щадите костюма. Не каждый может похвалиться тем, что пьёт в такой час вино. Нынче с этим проблема. Но не для старых солдат богемы. Вы ведь тоже в некотором роде, да?

– С удовольствием. Правда, прежде я хотел бы спросить вас…