Распорядок агонии

Два дня кряду мы присаживались через каждые три-четыре часа. И лишь один раз на полноценные пять часов, чтобы нартии набили брюхо и слегка переварили обед. Равнины под фюзеляжем закончились к утру третьего дня, явив взору огромный восточный хребет. Отупев от собачьего холода и нескончаемого полёта, я давным-давно позабыла оставленную в прошлом тысячелетии Цитадель. И ощущала себя старой шлюхой, отпахавшей в обозе всю столетнюю войну целиком с запасными панталонами в котомке. Мне было безразлично: куда и зачем меня тащат. Что со мной сделают по приезду, и как это отразится на международной политике. Я профессионал, но так себя ещё ни разу не жалела! Потому, что так жестоко со мной ни разу и не обращались.

И не со мной одной. На втором полноценном привале у подножия первой полноценной горы Джен съехала по крылу Звезды поленом. Так и шлёпнулась на землю, не согнувшись ни в одном суставе. Малышка Чах вылезла из тёплого гнёздышка под её курткой и что-то благодушно мурлыкнула. Затем кинулась поцеловаться с Рах, вытекшей из меня с достоинством опытного пилота.

Эби изобразила спортивное приземление на ноги, с которых и полетела носом вперёд. Ловкая, как рыбий малёк, Цах покинула её в полёте и рванула вслед за мелькнувшими в траве хвостами. Как ни странно, мои руки заработали первыми. С неимоверным трудом я выцарапала из сумки Рах заветную флягу Сарга – его прощальный подарок. Зубами вырвала из неё пробку. В солдатской бормотухе нашего Вотума сапоги растворяются – Джен вся исплевалась, переводя добро. А вот Эби приложилась смачно – еле отобрала драгоценную живую воду, взбодрившую мой труп.

– Что в этом армейском нектаре? – чуток оживилась она, вытирая обветренные губы.

– Немного пороха, – вяло сострила я. – Капля афродизиака и враки, враки, враки. Враки о наших прелестях и об их подвигах.

– Думаю, я и есть полноценная героиня, – пролепетала Джен куда-то себе в пупок. – Но прежде не решалась себя за это похвалить.

– У меня в башке скачет обр с колючкой под хвостом, – призналась Эби и сделала первый шаг.

Меня же посетила вторая странность: я почти ровно дошагала до озирающейся неподалёку Гра-ары. И добралась до мешков на её спине. Подруга одобрительно проследила за мной перекосившимся взглядом. Слегка помогла при спуске и направилась перекусить. Я же избавила от поклажи сначала птицу Рух, а после и Звезду, которая тотчас умчалась догонять эскадрилью. После охоты нартии залягут в спячку, стало быть, ночёвке на твёрдой земле быть.

Каменный уголь и глиняная бутыль с зажигающей смесью выкатились из опрокинутого мешка самостоятельно. На радость деревянной спине! Цена этого подвига осталась тайной и для меня самой, но вскоре лишённые иллюзий драконьи наездницы прилипли к огню, размораживая конечности.

Вопреки привычке, лайсаки жались тут же, фыркая и оттряхивая лапки от холодной грязи. Измученная в полёте ледяным травяным пойлом Розамунд, я первым делом заварила чаёк. Две рафинированные британки ещё долго не могли пропихнуть в себя ни кусочка пищи – всё заливали и заливали внутренности горячей водой.

На следующий день мы перевалили через гору и пошли петлять промеж склонов и скал. Вечером приземлились у деревеньки в десяток дворов, что втиснулись между крутым склоном и крохотным озерцом. Всё тут выглядело вполне уютно и мирно. Особенно жители, засевшие в погреба с запасами еды и молитвами.

Единственным подпольщиком, поднявшимся на поверхность, оказался охотник с огромным луком и безальтернативной отвагой в глазах. Пока Гра-ара, подняв тучи пыли и снега, втискивалась в узкую деревенскую площадь, я инспектировала её испортившееся настроение. Подругу что-то тревожило и весьма настойчиво. Она буквально препятствовала мне в спуске на одеревеневших негнущихся ногах, из-за чего пострадали мои штаны. Опустив крылья, но высоко задрав голову, Гра-ара поводила ею и многообещающе скалилась. На её плече балансировал меховой столбик – Рах поддерживала подружку в её тревогах.

Обречённый на подвиг охотник стоял, как вкопанный, готовясь подороже запросить за свою жизнь. Зрелый мужик лет пятидесяти с телом голливудского героя и лицом, выращенным для плаката «Строитель коммунизма». Серые глаза, тяжёлая бровь, гордый нос, размашистые скулы и пара шрамов – бабская погибель! Особенно в упаковке шикарной шевелюры светлых прядей, падающих на плечи. Он мужественно пересчитал все тридцать шагов, по которым я проволокла к нему свою окаменевшую мумию.

– Да благословит твою землю Кишагнин, – мучительно разлепила рот Внимающая, стащив заледеневший башлык. – Твой дом и твой род. Да будет благосклонен к твоему народу Акзунамтиль.

Богиню земли с плодородием и бога всех знаний с ремёслами я поначалу сочла уместными и достаточными. К чему в таком тихом местечке боги войн, смертей, небесных громов и морских вод? Мне не хотелось шевелить отмороженным языком, и оттого на ум пришёл ещё один весьма насущный небожитель.

– Да прольёт на твою землю свой благотворный огонь Кугудишум, повелевающий солнцем.

– Ты… Внимающая? – всё никак не мог поверить собственным глазам этот тормоз.