Распускающийся можжевельник (ЛП)

Она принимает еду с благодарной улыбкой.

— Спасибо.

Как я могла быть такой глупой?

Рис шагает мимо нас, сквозь толпу ко входу в пещеру, бутылка все еще болтается у него в кулаке, и я вскакиваю на ноги, чтобы последовать за ним.

Когда я подхожу к охраннику, я жду что он запретит мне проход, но он этого не делает. Вместо этого он отходит в сторону, позволяя мне догнать Риса.

Оказавшись снаружи, я прикрываю глаза от слепящего солнца и замечаю, как он направляется к складу.

— Рис!

Он останавливается как вкопанный, и я бегу по горячему песку пустыни ему навстречу. Натягивая перчатки, он не удосуживается взглянуть на меня, его тело напряжено, плечи сведены от раздражения.

— Ты… Нервное першение пронзает мое горло, и я проглатываю комок.

— Тебя зовут Рис.

Он оглядывается на меня и кивает.

— Мое имя при рождении, да. Но ты назвала меня Шестым.

Мир вокруг меня застывает в оглушительной тишине. Сначала я не могу пошевелиться. Едва могу дышать.

Шесть.

Звук его имени обрушивается на меня, наполняя мои глаза слезами, и я хочу слышать, как он произносит это снова и снова. Я хочу больше этого звука, того которого я жаждала в семнадцать, когда он был немым мальчиком с другой стороны стены. Я чувствую себя пойманной в ловушку сна, и ужас поселяющийся в моем животе, является угрозой, что я могу проснуться в любой момент.

— Скажи мне что-нибудь, что знал бы только Шесть.

Его глаз подергивается от созерцания, в то время как сгибание и потирание рук, кажется, привлекает его внимание.

— Раньше ты пела мне по ночам. Не знал наверняка, что это ты пока не прочитал кое-что из того дневника.

Я протягиваю руку, чтобы коснуться его лица, но отдергиваюсь, сжимая руку в кулак, прежде чем позволить своим пальцам скользнуть по его покрытой шрамами щеке.

Его тело замирает, напрягается. Резкий выдох слетает с его губ. Его глаза вздрагивают, но расцветают знакомством, и внезапно каждая деталь, каждая жесткая черточка его лица вызывает призрачное покалывание в кончиках моих пальцев, когда просачиваются воспоминания.

Шесть.

Как я могла забыть это лицо? Как я могла не видеть его за этими глазами? Приступ нервного смеха застрял у меня в груди, раздавленный неверием в то, что я смотрю на человека, которого считала мертвым.

— Почему ты мне не сказал? Мой голос срывается на вопросе, и убирая руку я прочищаю горло, чтобы подавить рвущиеся наружу рыдания.

Между нами затягивается многозначительная пауза, его взгляд направлен вниз, когда он засовывает бутылку под мышку и разглаживает перчатки на руках.

— Я был мертв внутри. И когда ты настолько мертв, ты не делаешь того что тебе нужно, чтобы снова все исправить. Он фыркает, сжимая руки в кулаки от беспокойства.

— Ты не должна была возвращаться. Его губы изгибаются в усмешке, когда он качает головой.

— Не для меня.

— Что ты имеешь в виду?

Он расправляет плечи и смотрит куда-то в сторону бескрайней пустыни перед ним.

— В ту ночь, когда я сбежал, я побежал к можжевеловому дереву, как ты и сказала. Легион нашел меня там. В его профиле я замечаю, как он нахмурил брови.

— Мне сказали, что ты мертва. Что тебя застрелили при попытке подраться с охранником. Так что я… Он качает головой, поджав губы.

— Я сдался прямо тогда. Сдался сам. Мне было насрать на то, что со мной случилось. Они могли бы вернуть меня в то место. Пытать меня. Убить меня. Это не имело значения. У меня ничего не осталось.

— Я пришла за тобой. Увидела, что осталось. Мои мысли возвращаются к тому моменту, когда я подняла с песка его рубашку и сжала единственную оставшуюся от него частичку.

— Я похоронила себя под тем деревом. Все, чем я была. И я не могла вернуться снова.

— Я не тот мальчик, которого ты помнишь, Рен. В его голосе и выражении лица есть твердость, непроницаемый щит, предназначенный для того, чтобы отгородиться от меня.

— Ты была права прошлой ночью, когда сказала, что я стал бессердечным. Я убивал людей во имя тебя. Способами, которые ни один бог никогда бы не простил. Он проводит рукой по носу и принюхивается, позволяя своему взгляду снова оторваться от моего.

— Я сделала это с тобой?

— Я сделал это с собой. Его челюсть двигается, изгибаясь, когда он скрежещет зубами.

— Каждую ночь я терял себя в галлюцинациях твоего лица. Каждая девушка, которую я спасаю, — это ты. Каждый раз, когда я выхожу туда, я слышу твой голос на ветру. Твой смех. Твой запах. Все это здесь, — говорит он, ударяя кулаком по виску.

— Не могу выбросить тебя из головы. Пытался вырезать тебя из себя, но не могу, и крови, которую я проливаю, недостаточно. Этого никогда не бывает достаточно.

— Прости, я—

— А потом ты возвращаешься? Почему? Почему ты здесь?

— Я здесь только потому, что меня привели к тебе.

— Привели ко мне. Как будто я этого заслуживаю. Как будто я не в Божьем списке дерьма за все, что я сделал. Он расхаживает передо мной, потирая затылок, затем останавливается и качает головой.

— Ты не должна была возвращаться ко мне. К этому. Он швыряет бутылку в кирпичную стену рядом с ним, стекло разбивается при ударе, и я вздрагиваю.