Распутье

Вспомнили, как Юханька пришел зимой в их зимовье, когда они были на охоте. Устроил засаду и легко пленил. Убивать он их не собирался, но потребовал большую дань: двадцать соболей. Арсё возмутился:

– Раньше с нас брали дань хунхузы, но не больше шестой части добычи, почему ты берешь почти всю добычу?

– Потому что ты, Арсё, уже много лет не платил нам дани. Беру за те годы, за которые ты не платил, – мирно улыбался красавец Юханька. Человек, который был неотразим для женщин не только из-за красоты, но и потому, что носил на груди самый дорогой в мире ус самого старого и большого тигра. – Передай всем русским охотникам, всем нашим охотникам, что отныне, раз прогнали меня русские, снова сделали хунхузом, буду брать дань с каждого человека, который живет в деревне или тайге, по соболю с головы. Если откажетесь, то буду ночами нападать на деревни и убивать всех, кого успею.

– Передам, обязательно передам, – смеялся глазами Арсё. – Только не знаю, как вас встретят в деревнях. Здесь вы рысями крадетесь за охотниками, а там вам мимо сотни глаз не пройти. Бережнов умеет встречать таких гостей и провожать. Поймают – петля будет.

– За что же? – захохотал Юханька. – Бережнов большевик, мы тоже большевики, только чуть поругались, но скоро будем вместе. Петька Лагутин ругается, что мы грабим людей, теперь мы будем у них просто брать, как брали раньше: есть нам что-то надо. Мертвых не будет, все будут довольны, от других хунхузов спасать будем. А их скоро станет очень много. Кузнецов – хунхуз, потом еще придет один Кузнецов, потом три, десять. Я даже напишу вам расписку, как это делает Петька Лагутин, что взял от вас дань во имя мировой революции, а когда мировая победит, то мы ту дань вам вернем. Все большевики так делают.

– Тоже мне большевики! Скажите, спаси Христос, что мы не знали о вашем приходе, а то бы дали вам «дань»! Навалили бы, как дрова.

Позже были ограблены Алексей Сонин, Исак Лагутин. Революция революцией, а никто про охоту не забывал. Бывал на охоте и начальник милиции Пётр Лагутин. Ведь за эту должность пока платить было нечем, а вот голову снести грозились все, кто был обижен.

Сонин было запротестовал, но Юханька мирно сказал:

– Чего ругаться? Ты – большевик, я – большевик, ты – интернационалист, я тоже. Чем жить Юханьке? Грабить он больше не хочет, а жить надо.

– А если я тебе ничего не дам, тогда что?

– Тогда Юханька уйдет, но сильно-сильно будет обижаться на Алексея Сонина. А в тайге лучше иметь больше друзей, чем обидчиков. Кузнецов будет грабить Горянку, а кто ее спасет? Юханька.

С Сониным и сам Юханька не хотел ссориться.

– Сколько?

– Сколько дашь на пропитание Юханьки.

– Вот тебе три соболя, десять колонков – и катись!

– Покатился, – усмехнулся Юханька и ушел со своей бандой дальше.

Но зато он начисто ограбил Красильникова и Селёдкина. Пусть те, как всегда, и немного добыли, но Юханька на то сказал:

– Вы всегда добудете в другом месте. Какая вам разница – продавать соболиную шкуру или человеческую? Это вы умеете делать.

Пачками начали возвращаться охотники из тайги. Лагутин поднял на ноги милицию, Бережнов – дружину из тех же охотников. Собрали сход в Чугуевке. Все говорили коротко, но зло, в сердцах:

– До чего дожили: хунхузы с нас стали брать дань! Берут да еще кивают на большевиков, мол, и те тоже даром берут дань.

– Большевиков нечего тревожить, эти в дело берут, а Юханька держит банду, чтобы нам досаждать! Поймать и четвертовать!

– Верна! Его банда могла бы за милую душу робить у нас, как раньше робили.

– А те бумажки, что нам дают большевики, куда их?

– Туда же, куда и Юханькины.

– Дались вам эти бумажки, без власти нам не прожить. А приди меньшевики, те с того же бы начали, ить казну-то разграбили. Юханька – мелочь, грабили и повыше люди. Потому надо держать всем сторону большевиков, они правдивы, вернут нам долги.

– Хрена с два вернут! Обещал Митяй Дуньке девственность вернуть, да так и забыл.

– Хватит воду в ступе толочь, – поднялся Бережнов, – мы однова дали перцу хунхузам под Чертовой Лестницей. Пришел час снова сделать то же. Арсё и Журавушка – в разведку. Петьша, бери свою милицию, я – дружину, и дадим в удобном месте бой.

Арсё и Журавушка ушли в разведку, скоро вернулись, донесли, что Юханька от кого-то узнал про заговор и уходит в Ольгинский уезд.

– Слышали мы за костром, как он ругался, мол, ради них же стараюсь, а они на меня войной. Грозил, мол, еще попросите помощи, но уже Юханька не придёт.

– То Юханька нас грабит, то Кузнецов. Как жить? По тропам совсем нельзя стало ходить, – сокрушался Арсё.

А в Горянке сошлись все: старики и старухи, прибежали с полей манзы-работники. Затревожились, заволновались. Хоть и был наказ от Алексея Сонина, чтобы никому не говорили про винтовки, которые он припас на случай войны с Бережновым, пришлось его нарушить. Раздали винтовки работникам, сами тоже вооружились.

Кузнецов был уверен, что в Горянке нет оружия. Может, и наберется две-три винтовки, не больше. Коваль предостерег: