Распутье

– Оба в тайге. Ищите. А наганом-то шибко не маши. Скажу Устину, то голову сымет.

– Второй раз грозишь! Взять ее! Связать, и в седло!

– Погоди, погоди, товарищ Шевченок, – подошел Пшеницын, – ее возьмем, а куда детей?

– Заберем с ней. Будут заложниками, если Бережнов не прекратит бандитничать, расстреляем детей и ее.

Толпа ахнула, хоть и редкой, и жидкой она была. Значит, где-то Устин творит страшные дела, если идут на такое.

– Отставить! Отпустите женщину и не грозите ей больше револьвером.

– Будь моя власть, то отпустил бы я ее…

«Неужели Устин бежал из тюрьмы? А может быть, он и не дошел до нее? Не его ли руками убит Шишканов?» – тяжело думала Саломка, перебирая косу.

– Ну вот что, Саломея Алексеевна, – заговорил с ней Пшеницын – секретарь Крайкома, – мы вас оставим дома, но я буду просить вас, если Устин Бережнов появится в этих краях, то пусть идет и сдается. Прихватим его – убьем, это точно, и зря он банду под пули подставит.

– Не поймаете, если того не захочет Устин, – сверля горячими и злыми глазами Пшеницына, ответила Саломея. – Не поймаете. Он вам еще отомстит за смерть отца!

Уехали. Макар записал: «У большого начальника шибко грустные глаза, знать, он покладист и мудр. Но если сам приехал, то, значит, и правда Устин где-то образовал банду. Эко запутался, и жаль его, и зло берет на него. Зря я сказал такое Саломее, не простит. Хоть и сестра, но не простит – баба с норовом. Так говорить с начальством и у меня не хватило бы духу. И только уехали чоновцы, как тут же рванули через Медвежий лог Красильников и Селедкин. Чего им-то торопиться? Оба они непонятные и злые люди…»

Алексей Сонин не находил себе места. Тоже метался. Неужели Устин обманул его? Неужели будет мстить за Коршуна? Жаль Коршуна, но нельзя было пускать в бой Устина. Не пустил, а его снова ловят. О банде какой-то говорят. А начальник-то славен. Не дал бабу в обиду. Кажись, ему Саломка понравилась, уж так он на нее смотрел, будто хотел глазами обнять. С чего бы это?

– Кажется, спектакль удался, – повернулся Пшеницын к Шевченку.

– Больше чем удался, спасибо Лагутину, что подсказал такое! Неужели эти двое работают на банду? – гадал Шевченок.

– Проверим. Но как их прихватить на месте? Увертливы.

– Школа Степана Бережнова. Ничего за собой не оставлять. Возможно, и прав Лагутин, доказывая, что Журавушка не виноват. Но теперь о его виноватости говорить поздно, убит, – посожалел Шевченок.

– Зря убили и старика Бережнова, он уже никакого вреда нам не сделал бы. Трудно будет подходить к Устину.

– Может быть, и зря. Но Петров наказан. Черт, говорят, что в банде уже полста человек! Ну, посмотрим.

Труси́ли кони, тропа вилась то по берегу Павловки, то уходила в сопки.

15

Предложение следователя уничтожить банду совпадало с задумками Устина. Он это сделает не ради оправдания перед властью, а ради спокойствия на земле. Ведь и горянцы боятся бандитов, боятся их и другие. Очевидно, его здесь держат в тайне не для того, чтобы расстрелять, а чтобы использовать в дело.

Шаги и шаги…

«Значит, я еще не забыт, значит, я еще кому-то нужен? Жаль, что ушел из банды Тарабанов. Вот ему-то следовало бы отомстить. А мстить Хомину, Мартюшеву, Кузнецову, этим затурканным бандитам, надо ли? А смерть Шишканова? Разве этот человек не достоин отмщения? Достоин, и даже больше. Шишканов… Сколько он добра сделал для людей. Сколько еще бы мог сделать…

Убивают советчиков, нагоняют страх на людей. Нет, пора этому положить конец. И прав Лапушкин, это могу сделать только я. Хотя нет, могут найтись и другие. Но я-то знаю ту банду, они знают меня, примут как родного. Но ведь те бандиты ничего плохого не сделали для него, больше того: это он убил несколько их человек. Здесь-то, думается, он сможет оправдаться: скажет, что стрелял в чоновцев. За это может зацепиться Кузнецов. М-да. Вот коли бы не стрелял, тогда бы вовсе чист был. Думал, что Лапушкин и вовсе младен, а он с головой парнище. Вот дела!

А можно ли стоять в стороне от этой неправедной резни? Думай, Устин, думай. Время есть, никто в шею не гонит. А что жалеть Хомина? Это он загубил Туранова, Ромашку и всех моих ребят. За всё надо рассчитаться».

– Вызовите ко мне следователя! – постучал Устин в дверь.

Пришел Лапушкин.

– Гражданин следователь, могли бы вы мне устроить встречу с Шибаловым?

– Нет, гражданин Бережнов. Пока нет. Вы подследственны, Шибалов тоже, никаких встреч не может быть.

– Жаль. Мне хотелось бы поговорить с Шибаловым, и это могло бы пойти всем на пользу.

– Например?

– Возможно, Иван подсказал бы мне, как лучше разбить банду Кузнецова.

– Вы пока не дали согласия. Но если и дадите, то встречи с Шибаловым не будет. У тюрьмы тоже есть глаза и уши.

– Возможно. Тюремных законов я не знаю.