Распутин

- Я православный, братцы... - густым голосом сказал он громко. - Не молокан, не штундарь, не хлыст, не старовер, а самый настоящий православный, церковный... Вот, гляди... - он расстегнул ворот и вынул из-за пазухи тяжелый, старинный, литой медный крест. - Значит, без всякого сумления. За веру святоотческую душу положу завсегда... Ну только одно надо сказать: погибаем мы все, как кутята слепые! Вы сами все понимаете: погибает земля. Останных забирают. По весне некому будет и поля запахать. И скотину всю обобрали. И что же молчат они, отцы наши духовные? - вдруг сурово обернулся он к церкви. - Ежели они пастыри, то что же не блюдут они стадо свое? Такой лихой годины, может, никогда и не было на русском народе, а они молчат. В старину, хошь при царе Иване Грозном, не боялись святители вставать и против царя, и коли он не по правилу с народом поступал, не боялись они в глаза обличать его... А наши молчат, затаились и не дышут - им все равно... Не штундарь я, не хлыст какой, не молокан, я православный христианин, ну а сердце болит, потому... потому продали космачи народ! Душу они из меня вынули, отчаялся я... Вот был у нас в степях голод... И было у нас в Мензелинском городе всенародное молебствие. Правильно! Ежели не у Господа искать нам защиты, так у кого же? И я говорю: правильно! И приехал сам анхирей и молился: дай, Господи, чудо... дай дождя земле жаждущей, хлеба голодному народу твоему дай... Правильно! Ну а на анхирее шапка золотая и вся каменьями горит самоцветными, а кругом народ разутый и раздетый. И я говорю: неправильно! Потому незачем утруждать Господа моленьем о чуде, когда он сам первый, анхирей, мог это чудо сделать: шапку свою золотую снять, продать ее и накормить голодных... А он этого не сделал, он хотел силу Господню поднять на помощь, а сам помогать народу не хотел. Христос шапок золотых не носил... Да... И вот нововеры на казенку сичас покушались, да какой-то добрый человек остановил их. Так. А космачи - сам, своими глазами видел - казенки освящали, святой водой кропили, многолетие возглашали... Так? И я говорю: неправильно! А теперь? Вся земля залита слезами и кровью, на убой гонят народ православный милиенами, а толков нет - чего же они молчат? Про косматых, про христопродавцев говорю я, про попов! Чего они молчат? Ежели измена где вышла, пусть обличают, пусть в остроги идут, пусть на плаху голову несут за народ... И я говорю: неправильно! Душу они у нас вынули! Отчаянию нас предали! Вот они, эти нововеры самые, идут к попу с иконами, и я говорю вам: идем и мы с ними! Нельзя молчать! Надо обличать христопродавцев. Ежели они пастыри, пусть пасут, а не хотят пасти - пусть уйдут... Я не молокан, я церковник, но когда что неправильно, надо говорить: неправильно. Наши семьи погибают, погибает вся земля наша - нельзя нам молчать, грешно! Идем и мы, ратники, обличить людей коварных!.. Идем! Ответ весь на свою голову принимаю... Все идем!..

Толпа застонала, замутилась, взволновалась и нестройно устремилась к белой церкви, которая красовалась за селом на холме. И негодующие речи, и умиленные клики сектантов Христос воскрес, и проклятия против погубителей народа - все слилось в один нестройный и грозный шум. Лица дышали огнем и были решительны, но никто не знал, что они там сделают.

- Сдурел народ... - говорили испуганно торговцы. - Ребята, не пущай их на погост... Все в ответе будем... Не пущай... А иконы-то, иконы как несут! А? Они там такого наделают... Ох, быть беде!..

Дай готовность и отраду, -

зазвенел было снова в жаркой толпе псалом, но его за гомоном народа едва было слышно, -

Жизнь за ближних полагать,

Ни похвал и ни награды

За добро не ожидать...

- А я говорю: что неправильно, то неправильно! - густо и твердо говорил, решительно шагая со своим сундучком, суровый ратник. - Пусть дадут ответ всенародный...

Толпа гудела каким-то зловещим шумом и катилась неудержимо, как лавина. Григорий Николаевич чувствовал, что что-то страшное произойдет сейчас, и не знал, что делать, но не отставал от своих друзей. Подстрекаемые торговцами, православные не раз пытались было заступить дорогу к погосту, но толпа смывала их, даже не замечая...

- Христос воскрес, братья... Христос воскрес...

- Да стой... Не ходи... Куды вы, остолопы, прете?.. Не пущай их, ребята! Да не пущай!..

XXXVI

У ВРАТ ЦЕРКОВНЫХ