Распутин

- Если будет очень уж мочить, я пройду... - сказал дед, и было ясно, что это говорит он так только, чтоб отвязаться, что никуда он не пойдет. - Идите с Богом, барин... А завтра к вечерку я приду к Каскянкину Павлычу за расчетом. Надо на Туапс подаваться... Идите с Богом, не мешкайте...

Рев в горах разом оборвался. Моросил мелкий упорный дождик. Знакомой черкесской тропой Евгений Иванович быстро зашагал к дому, но не успел он отойти и версты, как вдруг в тяжелом сумраке снова заревело, но на этот раз несравненно ближе. Рев быстро приближался. Деревья под напором сильного вихря пригнулись и тревожно зашумели. И вдруг сразу стало совсем темно, и хлынул такой ливень, о каких и понятия на севере не имеют: падали сверху не капли, даже не струи, падала вода сразу сплошной массой с оглушающим и наводящим на душу ужас ревом. У Евгения Ивановича водой сразу перехватило дыхание, и он, как утопающий, задыхаясь, заметался тоскливо в темноте, пока не наткнулся на какое-то большое дерево. Под деревом дышать было легче. Жуть охватила его в этом холодном ревущем мраке...

Сбоку слышался шум и грохот - то был Дугаб, прелестная горная речушка, в светлых струях которой он не раз любовался игрой пугливой форели и которая теперь в одно мгновение превратилась в грозный бушующий поток, с грохотом кативший огромные камни. Все задыхаясь от дождя, Евгений Иванович бросился вперед к речке и на его счастье сразу же наткнулся на огромную баррикаду, которую в один момент построила речка, натащив в узкое место целую массу деревьев. Он стал торопливо перебираться на ту сторону над клокочущей с ревом водой. У самого берега он сорвался в кипящие холодные волны, но успел ухватиться за поваленный граб и, весь охваченный страхом, выполз на скользкий глинистый берег.

Передохнув минутку, он, нагнувшись от душившего его дождя и то и дело оскользаясь и падая, пошел по дороге. По всем ложбинкам уже неслись к морю бешеные ручьи, все низины превратились в озера, и часто ему приходилось шагать по колено в мутной воде и вязнуть в раскисшей глине. От усталости у него пересохло в груди и в глазах ходили зеленые круги...

И вдруг в темноте сквозь чащу деревьев приветливо засветился огонек. Он остановился, сообразил и - заколебался: это была дачка Софьи Ивановны, которая была так неприятна ему. Но идти дальше было уже не только трудно, но прямо уже опасно, а оставалось не менее двух верст. Ливень продолжался все такой же бешеный, безудержный. Вода кругом поднималась все грознее. И спотыкаясь в невылазной грязи и разрывая одежду и тело о колючки чертова дерева, он подошел в темноте к ярко освещенной дачке. Собака загремела цепью, но, пролаяв два раза, испугалась воющего ливня и спряталась в конуре, вокруг которой воды было уже почти на четверть.

Евгений Иванович постучался. В доме тревожно забегали и после долгих опросов сквозь запертую дверь ему наконец отворили.

- Какими судьбами?! - запела Софья Ивановна, высоко держа лампу в одной руке, а другой торопливо опуская в карман тяжелый браунинг. - Ив каком виде, Боже!

Евгений Иванович, с которого натекло уже целое озеро воды и грязи, стал смущенно извиняться.

- Ну полноте!.. Я очень благодарна буре, что она загнала вас наконец ко мне... - говорила Софья Ивановна, блестя жемчужными зубами. - Феклуша, бегите скорее к Егору - нет ли у него смены чистого белья... Извините, что не могу предложить вам ничего лучшего: мои кавалеры уже уехали, и кроме сторожа, в доме нет ни одного мужчины... Идите вот сюда... Да не стесняйтесь же, после приберем... Эта комната у меня для гостей...

Он вошел в небольшую, в два окна, комнатку, чистенькую и уютную.

- Ну вот... Сейчас Феклуша принесет вам во что переодеться... - сказала, ставя лампу на стол, Софья Ивановна, - а там дадим вам чаю и ужин... Давайте, Феклуша...

Сдерживая смех, черноглазая, с ямочками на щеках Феклуша положила на стул одежду, и обе вышли. Он торопливо стал срывать с себя насквозь мокрую одежду. Острая дрожь пронизывала его, но на душе вдруг стало удивительно хорошо. Он надел чистую ситцевую рубаху, белую с крапинками, синие кавказские штаны и чистый, видимо, ни разу еще не надеванный пиджак базарной работы, согрелся, и ему стало еще веселее.

Бойкая Феклуша забрала на кухню его одежду сушить, подтерла пол и тотчас же вернулась вместе с хозяйкой: Софья Ивановна несла в столовую на подносе красиво сервированный чай со сливками, ромом, лимоном и печеньем, а Феклуша - поднос с хорошей и обильной закуской и вином.