Читаем Распутин (др.издание) полностью

— Ах! — радостно ахнула Настя. — И вы русские?.. Очень приятно… Входите, пожалуйста… Сичас позову Евгения Ивановича…

В переднюю из столовой выглянуло бледное, подслеповатое, в золотом пенсне, с козлиной бородкой лицо Николая Николаевича.

— Боже мой, Николай Николаевич! Какими это судьбами?

— Граф! Вы как здесь?! Очень рад вас видеть! Входите, входите… Что?

— Опять — что?Исправитесь вы когда-нибудь или нет? Ну, здравствуйте…

Граф Михаил Михайлович устроился тоже в Баварии — и подешевле, и спокойнее, — хотя медлительных байюваров [98]он и недолюбливал. Не трогая своих припрятанных в Финляндии капиталов, граф мирно и очень удачно спекулировал на валюте и процентных бумагах. Война закончилась совсем не так, как он ожидал и предсказывал, но это ни в малейшей степени не поколебало его веры в свой ум: война должна была кончиться так, как он говорил, а если она кончилась иначе, то это только потому, что в решение задачи привзошли новые, неожиданные данные, которых предусмотреть никто не мог, вот и все. Он жил теперь в К. со своей сестрой Варварой Михайловной, которая потеряла мужа — большевики расстреляли Бориса Ивановича, — потеряла все свое состояние и прямо чудом выбралась заграницу. Брат заставляет ее вести жизнь строго экономную, и ей было очень тяжело с ним, но пока деться было некуда. Граф по-прежнему очень много читал — теперь он штудировал знаменитое «Der Untergang des Abendlandes [99]» Шпенглера — и по-прежнему любил побеседовать с интересным человеком.

— Что это вы забросили ваш Париж и Монте-Карло и с вашими миллионами забились в такую глушь? — спросил он Николая Николаевича.

— Нет, мне здесь чудесно… — отвечал тот. — Я французам не особенно доверяю: в Одессе их броненосцы подняли, говорят, красный флаг. Что? Да и вообще вся эта республиканская разнузданность… А здесь идеально… Здесь все только и мечтают, что о восстановлении Виттельсбахов. Я даже толстеть стал… Что? — засмеялся он. — А вот и Евгений Иванович! Как, вы уже знакомы?..

— Да, мы познакомились в К. на почте и уже не раз интересно беседовали. А я к вам с особым поручением… — сказал граф, поздоровавшись с Евгением Ивановичем и снова сев на диван.

— Чем могу служить?

— Тут неподалеку живет наш соотечественник принц Георг… — сказал граф. — Раньше он занимался исключительно лошадьми, женщинами и изучением оттенков в шампанском разных марок, а теперь вдруг набрался солидности и решил спасать Россию. Впрочем, pardon: [100]если я буду продолжать в том же духе, то внушу вам недоверие к моей миссии. Поэтому буду серьезен: в воскресенье у принца будет собрание нескольких русских… ну, скажем, патриотов, что ли, которые проектируют издание русской газеты и книг. Кто-то принцу дал из Берлина знать, что здесь живете вы, человек в этих делах сведущий…

— Довольно мало… — вставил Евгений Иванович.

— Во всяком случае в сто раз больше, чем принц Георг… — заметил граф. — И вот принц просил меня навестить вас и просить пожаловать к нему на это собрание. Конечно, он сам сделал бы визит вам, но изучение оттенков и другие удовольствия на нем начинают сказываться: у него что-то вроде припадка подагры. В случае вашего согласия мы можем поехать вместе: это недалеко, и если у вас там ничего и не выйдет, то во всяком случае вы посмотрите разных людей и нас накормят хорошим обедом. Погреб у принца, должен сказать вам, прямо изумительный… А замок?! Ведь ему тысяча лет! Он заложен кельтами {227}тогда, когда в России был еще Рюрик, то есть, когда, собственно, и России не было. Очень интересно… Вот и Николай Николаевич составит компанию…

— Нет, нет, на меня не рассчитывайте… — живо возразил тот. — Никаких принцев, никакой политики, никаких разговоров! Спасать Россию — это, конечно, чудесно, — что? — но я в этих делах решительно ничего не понимаю, и потому в воскресенье мы поедем лучше с детьми на Konigssee [101]и будем кататься на лодке и пить шоколад… На меня решительно не рассчитывайте…

— Ну а вы, Евгений Иванович?

— Должен откровенно сказать вам, что ваш тон меня, действительно, смутил… — заметил Евгений Иванович. — Да и потом… едва ли мы сойдемся с принцем в понимании задач момента…

— Ради Бога, простите! Это, во-первых, просто очень дурная привычка, — спохватился граф. — А во-вторых, и у меня лично большой веры нет, но свой скептицизм я поберегу для себя. А может быть, что-нибудь и выйдет путное?

— А почему у вас нет веры? — спросил Евгений Иванович.

— Во-первых, я считаю, что опыты Колчака, Деникина, Врангеля, Юденича, Дитерихса, который только что провалился в Сибири со своим царем-боговидцем, по-моему, весьма показательны, и повторять их значило бы просто напрасно тратить порох, а во-вторых, потому, что… что очень еще смутны горизонты. Не только мы, но и вся Европа стоит на каком-то распутье, и никто не знает, что делать…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза