Распутин наш. 1917

– Доверенность на управление хлебными запасами и чистосердечное признание, – не меняя выражения лица, ответил гость, – с цифрами и фамилиями. Сразу скажу, что нам известно настолько много, что вы вряд ли удивите нас новостями. Просто хочется получить информацию из первых рук, без маклеров и сутенеров.

Говоря это, гость спокойно, по деловому подошел к поднявшемуся на карачки управляющему и коротким быстром ударом в шею отправил его в глубокий нокаут, заставив промышленника вздрогнуть.

– Вы – разбойник! Тать с большой дороги! Ничего вы от меня не получите!

– Ответ неверный, – гость подошел к Терещенко, охлопал его карманы, быстро выдернул “браунинг”, схватил за грудки и одним движением посадил на конторский стул. – Речь идет только о том, насколько видоизменённым вы согласитесь сотрудничать. Не более того…

Гость приблизил к заводчику свои ледяные глаза, обдав горячим дыханием, зафиксировал на лице сардоническую улыбку и бросил отрывистую команду кому-то в коридор:

– Потапов! Полевой телефон! Живо!..

Сталин с Распутиным вышли из заводоуправления через час, держа в руках доверенность от имени Терещенко на управление всеми хлебными активами. Бледного, трясущегося заводчика и его управляющего пунинский спецназ засунул в тарантас и увёз на базу. Будущий генсек не спеша закурил, глядя, как скрывается за поворотом автомашина, как рабочие перемещают мешки с зерном обратно из вагонов на склад. В тусклом свете фонарей на рукавах тужурок еле выделялись кумачовые повязки.

– Спасибо, Иосиф Виссарионович, – поблагодарил его Распутин, – если бы не ваши гвардейцы, у нас бы ноги разъехались. Разгружать такую прорву хлеба…

– Одно дело делаем, – философски прокомментировал Сталин и продолжил, не глядя на собеседника. – Большевики отрицают допросы с пристрастием, пытки и другие пережитки царского самодержавия даже по отношению к классовому врагу. Неужто нельзя было как-то по-другому?

Григорий удивленно посмотрел на Сталина и, грустно вздохнув, виновато улыбнулся на все тридцать два.

– Ну какие же это пытки, Иосиф Виссарионович? Это, скорее, демонстрационный ролик тех адовых мук, на которые обрекают себя несчастные, нарушая заповеди библейские “Не убий”, “Не укради”. На душеспасительные беседы времени у нас нет, а грамота, позволяющая послать за хлебом рабочие отряды – есть. Это – главное. Всё остальное – второстепенно.

– В нашей партии меня считают циничным рационалистом, – Сталин бросил на землю и затоптал окурок, – но вижу, что я – пылкий эмоциональный юноша, в сравнении с вами.

– Это ненадолго, – вздохнул Распутин. – Революция и жизнь после нее быстро избавят вас от неоправданных иллюзий и избыточного гуманизма. А пока – командуйте, Иосиф Виссарионович! Отправляйте продотряды по выявленным адресам. Петрограду нужен хлеб и организация, способная взвалить на себя бремя борьбы с анархией и развалом государства…

– А вы?

– А мне предстоит вечер встречи с иностранными друзьями. Хочу потренироваться в английском произношении и правильном употреблении “simple”, “perfect” и “perfect continuous”. А потом – на станцию Дно, что в двух сотнях вёрст от Питера.

– Там тоже хлеб?

– Туда перемещается центр отечественного законотворчества. Хочу взять автографы у исторических персон, пока их подписи хоть что-нибудь значат.

Глава 29. Монархическая

9 января 1917 года обергофмаршал двора Вильгельма II фрайхер фон Рейшах увидел в замке Плесе одиноко сидевшего в холле рейхсканцлера Германии Теобальда фон Бетман-Гольвега. Выглядел он абсолютно разбитым и постаревшим, а на смятенный вопрос «потерпели ли мы поражение» ответил:

– Наступает конец Германии. В течение часа я выступал против подводной войны, которая вовлечет в европейский конфликт Соединенные Штаты. Это будет слишком много для нас. Когда я закончил, адмирал фон Хольцендорф вскочил на ноги и сказал: «Я даю гарантию как морской офицер, что ни один американец не высадится на континенте».

– Вы должны уйти в отставку, – прокомментировал Рейшах.

– Не сейчас. Я не хочу сеять раздор именно в тот момент, – возразил канцлер, – когда Германия играет своей последней картой.[66]

После бодрого и оптимистичного заявления Хохзеефлотте, поддержанного Варбургом, заверившего императора, что экономика Британии рухнет за месяц, Вильгельм II отбросил сомнения и повелел подводникам «выступить со всей энергией» против любых кораблей, идущих в воды союзников, начиная с 1 февраля 1917 года. Командующий подводным флотом Бауэр объяснил командирам подводных лодок, что их действия заставят Англию заключить мир и тем самым решат исход всей войны.