Распутин наш. 1917

Пробуждение было длинным и тяжёлым, как после хорошо проведённой ночи с приличным набором горячительных напитков. В ушах шумел прибой. Волны, рождаясь в районе затылка, разгонялись и с силой били в лоб, глаза постоянно слезились, а взгляд не желал фокусироваться.

– Улоф, вам нехорошо? Принести тазик? – кто-то заботливо осведомился над ухом.

Ашберг мотнул головой, отчего прибой перетёк от лба к вискам. Проморгавшись, он с силой протер глаза руками. Банкир лежал на гигантской кровати в абсолютно незнакомой тёмной комнате, а слева от него, сложив руки на груди и слегка наклонившись, стоял крепкий, рослый, горбоносый мужчина с окладистой бородой, в пенсне с тёмными стеклами, скрывающими глаза, в шапочке, какую обычно носит доктор.

– Где я? Кто вы?

– Вы в частной клинике, а я ваш лечащий врач. Как себя чувствуете?

– Какого черта? Я ничем не болен. Вы меня похитили! Вы мошенник или сумасшедший!

– Это вы так думаете. На самом деле больны и серьезно. И я могу это доказать.

На кровать рядом с доктором упала увесистая пачка фотографических открыток. При падении они рассыпались веером, и банкир увидел галерею снимков весьма фривольного гомосексуально-эротического содержания с собой в главной роли.

– Неплохо получилось, согласитесь, – не удержался от комментария “доктор”. – Честно говоря, намучались мы со светом, с самим фотографическим аппаратом, да и с вами тоже – ворочать вашу бесчувственную тушку и заставлять принимать нужную позу нелегко, но в результате всё получилось более-менее достоверно, а ваши закрытые глаза даже добавили чувственности, символизируя фазу наивысшего наслаждения.

– Вы – псих!

– Совсем нет. Мне даже иногда противно осознавать, насколько я нормален. Хочется какой-нибудь сумасшедшинки, а получается грустно, пресно и обыденно. Наверно, виновато воспитание. Ну что вы мнёте фотографии? Хотите разорвать? Да на здоровье! У меня есть копии.

– Что вам надо? Деньги? Сколько?

– Ашберг-Ашберг, не всё на этом свете измеряется деньгами, даже если вы финансист. Нет, деньги – это хорошо, они – неплохой инструмент для достижения некоторых целей. Плохо, что почти всегда – вспомогательный. Но в данном случае мне требуется от вас то, что дороже денег. Мне нужна информация.

– И ради этого вы пошли на такой грязный подлог?

– Почему же подлог? Любой эксперт удостоверит абсолютную подлинность снимков. Хотя изображать вашего… партнёра, признаюсь, действительно было крайне неприятно. Но что делать, цель иногда оправдывает средства…

– Только не такие!

– Ашберг! Уймитесь! – зарычал “доктор”. – Тот, кто вознамерился вместе со своими заокеанскими хозяевами изнасиловать целую страну, не имеет права щебетать что-то про правовые нормы, нравственные критерии и недопустимость поступать аморально с ним самим! Вы поставили себя вне морали и выше закона, поэтому хлебнёте полной ложкой и то, и другое. Говорить будете? Или предпочитаете увидеть эти чудные картинки с вашим участием на первых полосах бульварных газет?

– Вы не посмеете! Вас найдут! Меня уже наверняка ищут!

– У вас красивый и очень лёгкий почерк, Ашберг. Управляющий и жена уже получили от вас записку, сообщающую о необходимости срочно уехать по делам в Копенгаген до конца недели, а за это время от вашей репутации останется мелкая пыль…

– Мне надо подумать!

– Вы еще не знаете, о чем я хочу вас спросить.

– Это неважно. Любая информация, которой я владею, имеет гриф “для служебного пользования”.

– Думайте, Ашберг. Полчаса вам хватит. А чтобы лучше думалось, я вам поставлю прослушать откровения вашего хорошего знакомого. Наслаждайтесь и делайте выводы…

* * *

– Вильгельм, подъём!

Дёниц торопливо надевал свой длинный кожаный плащ на овчинной подкладке, как нельзя лучше защищавший от скандинавской промозглости, ничем не отличающейся от погоды на мостике корабля в открытом море.

– Что-то случилось, Карл?

– Кажется, нашего банкира похитили, и похоже, там замешана интересующая нас персона. Кстати, хочу сделать комплимент – твоя идея организовать слежку за этим шведским финансистом оказалась правильной и единственно приемлемой при наших скромных возможностях.

Кейтель стряхнул с себя мерзкое забытьё, оглянулся вокруг, понял, что заснул прямо в кресле возле письменного стола, не выпуская из рук корреспонденцию. Выругался про себя, проклиная эту командировку из Берлина, казавшуюся ему лёгкой прогулкой, отпуском из войны в иллюзию мирной жизни.

– Что еще известно?

– Его прячут на одной из квартир, принадлежащих кузине этого полуполяка Фюрстенберга. Наши ребята наблюдают за ней уже сутки. Никакой охраны и никаких визитёров. Внутри – два-три человека. Поэтому предлагаю вместо войсковой операции, которую ты планировал, ограничиться посещением близких друзей под благовидным предлогом.

– А войсковой операции в любом случае не получится. Вся группа рассеяна по Швеции – следят за русской разведкой и выявляют связанных с ней лиц.

– Берём всех, кто остался, и едем…

* * *

Через час Распутин вернулся в комнату, превращённую в место заточения банкира. Ашберг вяло ковырял ножницами восковой цилиндр фонографа.