Распутин наш. 1917

– С каждым днем жизнь становится труднее…, - размеренно диктовал Сталин, прикуривая очередную папиросу. – Война, кроме миллионов убитых… несет в себе и другие беды: продовольственный кризис и связанную с ним дороговизну… Довольно терпеть и молчать! Чтобы спастись от надвигающегося голода, вы должны бороться против войны, против всей системы насилия и хищничества.[58]

– Товарищ Иванович![59] – громогласно раздалось от входа одновременно с хлопнувшей дверью, – там наши с демонстрации шпиков привели! Спрашивают, что делать.

– Что делать, что делать, – недовольно пробурчал Сталин, – столько раз инструктировал и всё без толку. Ладно, пойдём – посмотрим, что там за шпики…

– Иосиф Виссарионович, разрешите доложить! – обрушилось на революционера при выходе, пока он щурился, привыкая к дневному свету. – Ячейка боевой организации РСДРП, пытавшаяся задержать меня с гостями, как агентов охранки, надёжно зафиксирована и доставлена в целости и сохранности. По дороге среди товарищей проведена широкая разъяснительная работа о бесполезности лезть с кулаками на танк и о текущем политическом моменте. Народ проникся и готов соответствовать! Доклад закончил!

Сталин поперхнулся дымом, закашлялся, опешив, но быстро оценив всю комичность ситуации, опустил на лицо завесу строгости и сосредоточенности. Неторопливо обошёл “бутерброд” из участников боевой пролетарской группы, встал рядом с Распутиным, задумчиво пыхтя окурком, и спросил обыденно, словно про рыбалку или охоту:

– Ну, и как они вам? Приглянулись? Выйдет из товарищей толк?

– Всё, как в старой песне, – вздохнул Григорий, – “Один студент кирпич носил. Другой зачем-то в яме ползал. Никто вреда не приносил, не говоря уже о пользе…” Но думаю, если поработать вдумчиво, через полгода круглосуточного труда без выходных и перекуров будут вполне соответствовать минимальным требованиям.

– Полагаю, у нас нет столько времени.

– Тогда остаётся привлекать готовых специалистов. Войны, в том числе и классовые, выигрывают профессионалы. Любители годятся только для массовки.

– Я вас понял, – Сталин медленно размял в мелкую пыль окурок, не обращая внимания на тлевший табак, – надеюсь, вы не против, чтобы наши товарищи привели себя в порядок? А вас с гостями приглашаю на чай. Мне показалось, что мы в прошлый раз не договорили…

– Охотно, только разрешите отправить моих гостей отдыхать, а не чай пить. Они как-никак иностранцы, только что из сонной Скандинавии и сразу же оказались в бурлящем водовороте событий. Опасаюсь за их душевное равновесие. А на нашей базе они будут защищены, напоены, накормлены и никуда не денутся…

Сталин молча кивнул. Вальтера Николаи, демонстрирующего всем своим видом неутомимость и готовность участвовать в разговоре, загрузили в роскошные сани вместе с Дитрихом. Распутин расплатился с извозчиком и вслед за Сталиным спустился по заледенелым ступенькам в его штаб.

– Зачем надо было устраивать этот спектакль? – недовольно проворчал революционер.

– Чтобы наглядно продемонстрировать разницу между армией и вооруженным народом. Когда какой-нибудь умник начнет вам рассказывать, что органы правопорядка и профессиональных военных можно безболезненно заменить вооружёнными рабочими, вы вспомните этот эпизод и сможете аргументированно объяснить, почему это мнение глубоко ошибочно.[60]

– Этот пролетариат не был вооружён, – парировал Сталин.

– И слава Богу! – широко перекрестился Григорий. – Оружие в неумелых руках опасно в первую очередь для его носителя. Результат был бы еще плачевнее!

– Царю вы также наглядно демонстрируете ошибки его политики? – усмехнулся будущий генсек, жестом приглашая к столу, где на углу притулился закопченный чайник и жестяные кружки.

– В этом нет необходимости, – пожал плечами Григорий, с удовольствием кладя на язык кусочек колотого сахара. – Вы замечали когда-нибудь, что жених за свадебным столом присутствует исключительно потому, что в бракосочетании участвуют два человека… Так вот, новоиспечённый муж на свадьбе играет такую же роль, что и царь в современной России.

– Да вы, оказывается, ниспровергатель авторитетов и опасный смутьян, – улыбнулся Сталин.

– Что вижу – то пою, – не остался в долгу Распутин. – Смею уверить – именно среди монархистов самый большой процент разочаровавшихся в нынешней династии. Вот, например, идеолог монархического «Русского собрания» профессор Никольский после высочайшей аудиенции в дневнике своем написал:

“…Я думаю, что царя органически нельзя вразумить. Он хуже, чем бездарен! Он – прости меня Боже, – полное ничтожество…”.

Не менее жёстко о монархе отзывается самый известный юрист России Анатолий Фёдорович Кони:

«Его взгляд на себя, как на провиденциального помазанника божия, вызывал в нем подчас приливы такой самоуверенности, что ставились им в ничто все советы и предостережения тех немногих честных людей, которые еще обнаруживались в его окружении…”.

Даже творческий человек поэт Бальмонт вынес самодержцу приговор. Вот, послушайте: