Распутин запнулся, обратив внимание на испытывающий взгляд революционера, не притронувшегося к чаю.
– Я знаю эти стихи, – кивнул Сталин, – они написаны, если не ошибаюсь, сразу после русско-японской войны. Вся их соль – в последнем куплете, где автор категоричен и беспощаден:
– Да, именно так, – подтвердил Распутин и по выражению лица будущего генсека понял, что вместо правильности цитаты Сталин хочет спросить о точности поэтического предсказания.
– У меня складывается впечатление, – задумчиво произнёс Иосиф Виссарионович, – что вы говорите о настоящем времени, как о прошлом. Рассказываете о событиях вчерашнего дня, словно вспоминаете о давно минувшем… И эти дневниковые записи… Если отбросить абсурдное предположение, что вы тайком проникали в жилища господ Кони, Никольского и заглядывали в их личные бумаги, то либо вы умеете читать потайные мысли, либо каким-то образом получаете информацию из будущего, где эти дневники уже стали музейными экспонатами…
– А какая версия вам больше нравится? – натянуто улыбнулся Распутин, водя пальцем по краю кружки.
– Меня устроит любая, способная принести пользу нашей борьбе, на алтарь которой положено немало жертв.
– А сколько еще предстоит! – невольно вырвалось у Распутина, но он закусил губу, увидев, как революционер вскинул голову и насупил брови.
– Какие разочарования постигли и постигнут господ монархистов, я услышал, – разгладив морщины на лбу, тихо произнес Сталин, превратившись в рыбака, увидевшего поклёвку. – А какие разочарования ждут меня? Нашу партию? Наше дело?
Распутин отставил кружку и потёр уставшие глаза. “А вот теперь, Гриша, очень осторожно, чтобы не наломать дров”, - подумал он.
– Начну с того, что ваша партия не едина и состоит из двух частей. Одна хочет справедливой власти в процветающей стране. Вторая страстно желает растворения России в бурных потоках мировой революции, слияния её в единое целое с другими странами в виде земшарной республики, с полной потерей самобытности, с превращением в сообщество единообразных общечеловеков.
– И что в этом плохого? – Сталин приготовился к дискуссии по теории марксизма.
– Это невозможно по разным причинам… Хотя бы по климатическим. Не смогут существовать по единым правилам “и финн, и ныне дикий тунгус, и друг степей калмык”. Ритм жизни, окружающая среда, непохожие насущные проблемы, даже время для них течет по-разному. Всевышний, кстати, тоже не терпит однообразия, и человек вряд ли сможет изменить его планы…
– Большевики не верят в Бога, – перебил Распутина Сталин.
– А ему всё равно, верите вы в него или нет. Вера в высшие силы с материалистической точки зрения – признание человеком некоего предела своих возможностей, который сохранится, несмотря на весь технический прогресс.
– Думаю, сама история опровергнет это утверждение, – упрямился революционер.
– Антропоцентричность обязательно приведет к попытке приблизить рассвет командой светилу “Солнце, встать!”, после чего неизбежно наступит осознание рамок бытия, – улыбнулся Григорий. – Что же касается мировой революции, то эта идея по указанным выше причинам в момент своего зарождения была обречена на провал. Он будет самым большим разочарованием современных революционеров.
– Самым большим? Значит, будут и малые?
– Куда ж без них? – пожал плечами Григорий. – “Весь мир насилия мы разрушим до основания” – поётся в “Интернационале”. Попытка следовать этому правилу таит в себе две угрозы. Первая проявится сразу после завершения процесса разрушения, и окажется, что на руины положили глаз предприимчивые соседи, сохранившие свою государственность. Продолжение куплета – “мы наш, мы новый мир построим” – при наличии по соседству плотоядных хищников может вообще не состояться. Стройка – дело не быстрое, здание светлого будущего надо спроектировать, обеспечить материалами, огородить и охранять от мародёров. А как это делать, если старые институты обеспечения безопасности сломаны? Вторая проблема – люди. Ваши соратники, профессиональные революционеры, посвятившие всю свою жизнь разрушению, за редким исключением, не способны к созиданию. На любой должности они будут делать то, что умеют лучше всего. И в определенный момент придёт понимание, что для физического выживания страны необходима ликвидация ликвидаторов…
– Пролетариат не позволит! – не выдержал Сталин.