Распутник

– Ну что ж, я пришел сказать следующее: раз у моего ребенка не будет будущего – а я точно не смогу обеспечить ему будущее, значит, у твоего его тоже не будет.

Едва он это произнес, я выбил решетку и вывалился из воздуховода, обрушив вместе с собой половину стены.

Я встал, хотя резкая мучительная боль в левой ноге подсказывала, что я, скорее всего, ее сломал.

Фрэнк обернулся, и, воспользовавшись эффектом неожиданности, я бросился на него всем телом и потянулся за ножом. К сожалению, он одержал верх, поскольку ему не приходилось еще несколько секунд назад пробираться сюда ползком. Он вонзил нож в мое плечо и провернул лезвие. Я издал вопль и вдавил пальцы в его глазницы. Понятия не имел, что делаю. Просто знал, что не умру, пока не удостоверюсь, что Эммабелль в безопасности.

Краем глаза я видел, как Белль со связанными лодыжками и запястьями неуклюже прыгает от дивана на кухню. От ее пупка стекала струйка крови, исчезавшая за резинкой белья. Разум забил тревогу. Если что-то случилось с ребенком… с моим ребенком…

– А-а-а! – закричал Фрэнк, отпустив нож – который, кстати сказать, до сих пор, мать его, торчал у меня из плеча, – и беспомощно замахал руками. – Мои глаза! Мои глаза!

Под нами разлилась теплая лужа крови, и я понял, что это моя кровь. Собрав последние силы, я сосредоточился и попытался вырвать ему глазное яблоко, что оказалось не так просто, как звучало с его слов, ведь глазницы состояли сплошь из плотной кости, и мне приходилось пробираться сквозь нее.

– Хватит! – взревел Фрэнк. – Прекрати!

Но потом прекратил как раз таки он сам.

Точнее, упал на меня, весом своего тела вгоняя нож еще глубже в мое плечо.

Из его спины торчал нож для стейка. А над ним, тяжело дыша, стояла Эммабелль.

Я решил, что сейчас самое время потерять сознание.

А потому так и сделал.

Тридцать восьмая

Дэвон

Я очнулся на больничной койке.

Все болело.

Все, кроме плеча, которое я не чувствовал вовсе. Я украдкой покосился на него, нахмурив брови, и увидел, что оно перевязано.

Я окинул взглядом палату, которая казалась бесконечной: сплошь заставлена шкафчиками из светлого дуба и медицинским оборудованием.

Киллиан стоял возле окна с видом на парковку и тихо разговаривал по телефону. Хантер сидел в кресле рядом с ним и что-то печатал в ноутбуке, а еще я слышал доносящийся из коридора голос Сэма.

Все мои друзья здесь.

А моя семья, само собой, нет.

Но что по-настоящему меня беспокоило, так это Мечта.

– Эммабелль.

Ее имя первым сорвалось с моих губ.

Киллиан повернулся, пройдясь по мне своим фирменным холодным взглядом, словно кусочком льда.

– С ней все нормально, – заверил он. – Персефоне наконец-то удалось оторвать ее от тебя, чтобы отвести на обследование. Врачи держат ее под наблюдением.

– Мне нужно ее увидеть.

– Она через три палаты по коридору. – Хантер поднял взгляд от ноутбука и захлопнул крышку.

Я посмотрел на него в упор и повторил снова:

– Мне нужно ее увидеть.

– Ладно, ладно. Чокнутая стерва с нерешенными проблемами с отцом сейчас прибудет, – пробубнил он себе под нос, положив ноутбук на столик из светлого дуба, и спешно вышел из палаты.

– И это все, что смогла обеспечить моя клятая американская медицинская страховка? Не хватает только вазы с фруктами, чтобы окружающая обстановка превратилась в чью-то кухню в стиле 90-х.

– Радуйся, что дерево, которое тебя окружает, не стенки гроба, – отрезал Киллиан.

Дверь открылась, и в палату вошел Сэм. Я и так никогда не был особо рад видеть этого парня, а сейчас и вовсе испытал откровенное разочарование. Я ожидал увидеть Белль.

Он закрыл за собой дверь, держа в руке телефон.

– Уверен, ты будешь рад узнать, что мои услуги больше не требуются. С Саймоном вопрос решен. Фрэнк мертв стараниями сумасшедшей, в которую ты влюблен, а о человеке, нанятым твоей матерью – Рике Лоухоне, тоже позаботились.

Я знал, что «позаботились» – кодовое слово, означавшее, что тот теперь тоскует по фьордам[33]. Бреннан – крайне продуктивный убийца. Если однажды в Штатах возникнет проблема с перенаселением, не сомневаюсь, что ее уладит именно он.

– Мне нужно ее увидеть. – Я решил, что буду просто повторять за самим собой, как попугай, пока Эммабелль не окажется передо мной живая, здоровая и беременная. Все же я не мог спросить ни у кого из них, все ли хорошо с ребенком. Вопрос казался мне слишком личным, и я не был уверен, что не разрыдаюсь, независимо от ответа.

– Персефона уже везет ее в кресле-каталке, – сказал Сэм.

В кресле-каталке?

– Заезжаем. Разойдитесь, пожалуйста, – прощебетала Перси. Киллиан поспешил открыть ей дверь, и она вошла, ввозя Мечту в палату.

Эммабелль выглядела уставшей в светло-голубом больничном халате. Сидела, сложив руки перед собой. С такого ракурса мне был не виден ее живот.

Персефона поставила ее возле края моей больничной койки. Я с трудом сглотнул, все внутри горело.

– Все на выход. Мне нужно поговорить с Белль.

Все послушно вышли.

Белль, медленно моргая, смотрела на меня мгновение, будто на незнакомца.