Рассчитанная любовь (СИ)

Наконец, приговор был вынесен. Малфой должен был заплатить приличный штраф семьям пострадавших, а также министерству, за незаконную деятельность и участие в преступлениях Волан-де-Морта. Но, поскольку сам Люциус стал жертвой, то был оправдан.

В тот день миссис Малфой позволили прийти в его камеру перед освобождением. Нарцисса оделась, как на праздник. Она была великолепной, вызывающе яркой: алый костюм из короткого пиджака, пышной юбки чуть ниже колена и белоснежной блузы, с таким же ярким галстуком, крохотная изысканная шляпка, немыслимым образом державшаяся на умопомрачительной причёске. Всё это дополняло меховое песцовое болеро.

На Люциуса было страшно смотреть. За месяц в тюремной камере он сильно похудел, зарос бородой, волосы обрели серый оттенок. Даже оправдательный приговор не добавил его взгляду хоть сколько-нибудь блеска. Он был холоден. Люциус устал.

Супруга разложила перед мужем его лучший иссиня-чёрный костюм, белоснежную сорочку и шикарную зимнюю мантию.

— Это слишком, Цисси, — недовольно проворчал Люциус. — Я бы предпочёл просто испариться.

— Так не выйдет, милый, — сдержанно улыбалась миссис Малфой. — Тебя жаждут увидеть и разорвать. Ты должен выглядеть идеально, как невиновный человек! Вспомни, кто ты! Ты, как никто другой, можешь держать лицо. Соберись, любимый.

Нарцисса извлекла из сумочки бритву, пену, небольшую серебряную миску.

— Агуаменти! — с улыбкой произнесла она.

— Я сам! — Люциус нервно вырвал помазок из её рук.

— Сядь, дорогой, — меняя тон на приказной, но всё так же улыбаясь, проговорила Нарцисса. — Я не прихватила зеркало. Будешь смотреться в миску?

Люциус чувствовал, как начинает закипать. Его бесил этот тон жены. Эта наигранная забота. Он сам отлично умел притворяться и видел притворство в других. Но принять это в ней не мог и не хотел. Люциус смотрел жене в глаза долго и пронзительно, пока её приклеенная полуулыбка не растворилась. Его злость утихла, сменившись досадой.

— Ты — не моя Цисси, — тихо произнёс он. — Что с тобой?

Нарцисса опустила глаза. Почувствовала боль, где-то глубоко внутри. Боль, которую пришлось загнать в самый дальний уголок души. Боль осуждения, которое обрушилось на неё, когда Люциус был арестован. Она опустилась на единственный в камере стул.

— Прости, Люциус, — шепнула она. — Мне было так сложно. Я никогда в жизни столько не притворялась. Это вошло в привычку, понимаешь? Визенгамот, следователи, журналисты, семьи пострадавших и… погибших. Это был ад. Ведь дело не только в тебе. Моя сестра признала всё! Она горда собой, всем, что сотворила. Люди ненавидят её, моего кузена Сириуса, за убийство какого-то Петтигрю, и меня. Всё это так тяжело. Мои бедные родители…

Её глаза наполнились слезами. Нарцисса не заметила, как Люциус опустился перед ней на колени. Он бережно взял её руки в свои.

— Всё наладится, моя королева, — с надеждой заговори он. — Я восстановлю нашу репутацию. Никто не посмеет порочить твоё имя.

Они вышли из лифта в просторный Атриум. Их ослепили вспышки десятков колдокамер. Журналисты наперебой выкрикивали вопросы. А чета Малфой неспешно шествовала к камину. Красивые, надменные, абсолютно уверенные в себе и своей полной невиновности. Жена преданно держала мужа под руку, а светский лев Люциус Малфой был, как и прежде, блистателен, неподражаемо красив и бесстрастен.

У камина они остановились, повернувшись лицом к журналистам и позируя перед камерами. Они были охвачены волнением и решимостью идти дальше, свободными от рабства, в котором жили прежде.

— Вместе мы всё преодолеем, Люциус! — еле заметно прошептала Нарцисса.

— Ты — лучшее решение в моей жизни, — шепнул он.

Они взглянули друг другу в глаза и вошли в камин. Вошли в новую жизнь. Вдвоём.