Рассеивая сумрак. Бессонная война

– Что же такого плохого тебе сделал Миела, что ты решил его прямо здесь и прикончить? Ладно, братец, я рад, что ты выжил. Пожалуй, войду в твоё положение и не убью это отродье, раз уж тебе пришлось пойти на такие жертвы, чтобы вернуть его к жизни.

Вьен уносил Нуску прочь из Эрьяры. Нуска иногда приходил в себя, охал и снова проваливался в глубокий сон. Несколько раз он просыпался в предместьях столицы, потом – у Линии жизни, когда Вьен решил обмыть его тело ледяной родниковой водой, а заодно напоил. Но больше Нуска не просыпался до самого прибытия в Арценту.

* * *

Нуска плохо понимал, что происходит. Он всё ещё чувствовал себя слишком плохо, чтобы принимать хоть какие-то решения. Однако рядом непонятно откуда оказался Оанн – этот мальчишка оказался с ним в плену у Вьена.

– Нуска, ты уж прости, но он прицепился к нам ещё в столице. Согласился хоть в плен, хоть на виселицу. Сам разбирайся с этой головной болью.

Но разбираться хоть с чем-то было не в силах Нуски. Он всецело оказался на попечении у Оанна – тот его поил, кормил, мыл и переодевал, а также помогал дойти до отхожего места. Отказаться от его помощи сейчас он не мог.

Когда Нуска достаточно окреп для того, чтобы стоять на своих двух, Вьен как следует нарядил его, а затем хлопнул по плечам. Чёрные глаза арцента блеснули, и он сказал:

– Неплохо. Сегодня же ты отбудешь с континента.

Втроём они вышли из ветхого жилища, где Нуска пробыл незнамо сколько. И по знакомым улочкам, меж теснящихся глиняных домов направились к пристани Арценты.

Там, стоя в ряду с другими людьми, Нуска мог лишь глупо оглядываться по сторонам. Однако Вьен дёрнул его за рукав белых вычищенных одеяний и тихо заговорил:

– Эрьяра цела, не считая дворца, конечно. Но эту убогую постройку и не жалко. Тиама получила серьёзные раны в битве с Сином и появится нескоро. Уползла в своё логово. К тому же она беременна, и теперь должна снести и высидеть яйцо, прежде чем приняться за старое. Несколько лет в запасе у Скидана есть.

Впервые с тех пор, как Нуска покинул Эрьяру, Вьен заговорил с ним о событиях тех дней. Лекарь даже наклонил голову, вслушиваясь в то, что ему говорили.

– Если когда-нибудь вернёшься… позаботься об этом ребёнке. Он мой.

Нуска вздрогнул и сжал руку в кулак.

– Но лучше не возвращайся никогда. Точнее, ты ни в коем случае не должен вступать в схватку с Тиамой, если не уверен в победе. Её невозможно убить без сердца, которое хранится у тебя. Но если она прикончит тебя и заберёт его, то конец наступит уже для всего человечества. Ты понимаешь? Никогда. Не возвращайся. В Скидан.

Нуска слабовольно кивнул. Вьен вздохнул и не позволил ему упасть наземь. Придержав под локоть, он развернул Нуску к себе лицом и продолжил, смотря ему в глаза.

– Весь этот год я делал всё, чтобы ты не приближался к эрду и Тиаме. Где он, там и она. Она живёт только местью и мечтает уничтожить Скидан на глазах у Сина. Однако единственная причина того, что ты ещё жив, – это моё вмешательство. Но больше… я не смогу помогать тебе. Поэтому, прошу, не возвращайся.

Вьен приблизился, и он коснулся губами лба Нуски. Вздрогнув, лекарь почувствовал, как его воспоминания стремительно стали угасать, подобно медленно сгорающим в огне картинкам.

– Ты должен помнить только одно, Нуска: всё плохое, что произошло с тобой, случилось из-за эрда Скидана Сина Рирьярда. Погибло твоё племя и твоя мать. Был истреблён хаванский народ и умер твой отец. А ты, чтобы выжить, отправился в рабство в Сонию, чтобы спрятаться от Тиамы. Запомни это. И береги себя.

Нуска качнул головой и уставился на Вьена. Лицо брата вдруг показалось ему осунувшимся, а на его глаза словно легла печать какого-то проклятья. Нуска даже протянул руку, чтобы коснуться щеки Вьена и стереть эту странную невидимую отметину. Арцент криво усмехнулся, а затем убрал руку Нуски. Но в памяти лекаря навсегда запечатлелись измождённое лицо брата и эти чёрные и глубокие омуты вместо глаз.

– Эй, торговец! Тут покупатель из Сонии. Хотел бы посмотреть на вашего хаванца и полукровку.

Брат резко изменился в лице и отстранился. А Нуска застыл, покачиваясь, но за плечи его придержал Оанн.

Это был шумный рабовладельческий рынок. Нуска это понимал, но почему-то думать становилось всё труднее. Он мог лишь вслушиваться в плеск волн и крики чаек, которые заглушали все разговоры торговцев.

Вскоре Вьен махнул рукой, а на запястья Нуски накинули верёвку, а затем потащили по трапу на палубу корабля. Там же, на палубе, его и бросили в одиночестве.

Нуска то и дело проваливался в небытие, его память превратилась в настоящую мешанину, как и мысли. Он не мог думать ни о чём. Перед глазами стоял сплошной серый лист. Облокотившись на бортик, Нуска мог лишь наблюдать за стремительно удаляющимся берегом.

Неизвестно откуда в голове всплыли строчки из песни, которую Нуска даже смог пропеть:

«Дуновение южного ветра
По щекам гладит нежно, смеясь,
И, руками касаясь фетра,
Колыхает тихонько твой плащ».